Особенно,... 
23 
Как там сказал великий мэтр Жванецкий о застольном разговоре на троих?
«Сильно непьющий — большая гнида!»
Гнидами они отродясь не были, а вот сильно пьющими крепкие алкогольные напитки мужиками в ту ночь были. Пьющими и трезвыми.
Разговор получился отрезвляющий.
— Я полностью отдаю себе отчет, — сказал Дима под утро, когда разговор близился к завершению, досмаливая одним затягом окурок до фильтра, до горячести в ногтях пальцев, — что, какого уровня денег, должностей и «профзанятости» тебе предлагают и еще будут настойчиво предлагать. Ничего этого сейчас обещать не могу — ни денег, ни уровня. У меня только два варианта: если я выгребу, то попру вперед, второй вариант я не рассматриваю за ненадобностью. Пристрелят, не дадут дело доделать, растащат на куски по миру, продав подороже, а я хочу, чтобы здесь работало на меня, а заодно и на страну беспутную, а не на америкашек, и не куски, а целиком! На данный момент могу предложить только одно: вставай за спиной и прикрывай мою задницу — и пообещать — скучно не будет! Запаришься дерьмо разгребать!
— Разберемся, — туманно пообещал Осип.
Больше они тогда не разговаривали — легли спать, через час Осип разбудил Дмитрия, потряся за плечо:
— Дмитрий Федорович, вставай. На самолет пора.
Они улетели вместе.
С той ночной посиделки Осип позволял себе назвать его Димой только в пылу перестрелки (было и такое, а как же без этого в российской-то действительности!) и в крутой мужской пьянке, по настоянию самого Дмитрия, и в экстремальных, требующих мгновенных решений ситуациях.
Они как-то сразу выстроили отношения: начальник — подчиненный, с глубочайшим уважением с обеих сторон и скрытой формой дружбы, без дешевого панибратства и строгим соблюдением Осипом субординации.
С утра Победный понавтыкал подчиненным до валерьяновых капель, смешанных с корвалолом, истерических слез молоденькой секретарши, не вовремя попавшей под ту самую, еще не горячую, но нагревающуюся руку, до небывалой тишины в коридорах и за дверями кабинетов — «сам» разошелся, не приведи господи попасться на глаза или чихнуть, обнаружив себя.
Побушевав так с полдня, Дмитрий вызвал Осипа.
— Дмитрий Федорович, — обозначил своеприсутствие, неслышно войдя в кабинет, Осип.
— Все, Осип! В Домину.
— Ну, слава тебе господи! — вздохнул с облегчением Осип, позволив себе комментарий.
«Доминой» назывался дом на берегу реки, почти в медвежьем углу, правда с признаками цивилизации — с огромным пансионатом по соседству.
Дом, с куском темного леса, обширным ландшафтным парком, длинным узким языком поля, искусственным озерцом, в котором разводили рыбу, на полном основании мог гордо называться усадьбой.
«Доминой» прозвала его мама, Лидия Андреевна, когда Дима привез их с отцом на торжественную сдачу объекта архитектором, дизайнерами и строителями.
— Домина-а-а! — восхитилась мама.
И, за три дня обойдя с отцом все уголки-закоулки дома, приусадебную красоту, пособирав перезревающую темную малину в собственном лесу, вынесла вердикт:
— Ну и красота у тебя здесь, Димочка! До чего замечательно! Но нам с отцом в нашем домике на Николиной Горе уютней, такое богатство уже не про нас.
Он усмехнулся, вспомнив тот разговор, глядя в окно машины на пролетающие мимо придорожные кусты-деревья.
«Надо было их с собой брать, чего один поехал? Половили бы с отцом рыбу и маму прихватили с собой, покатались на лошадях, они бы в дальний лес сходили. Надо было взять, а то сидят там на своей Горе, не вытащишь! Или эту... как же ее?..
Он никак не мог вспомнить имя девушки, с которой имел в данный момент отношения. И усмехнулся, подумав: «Может, у Осипа спросить?»
Осип-то знает точно.
Осип сидел впереди, рядом с водителем, и терпел — Дмитрий точно знал, что терпел, — тяжелое усталое молчание начальства. Ребята, ехавшие во второй машине сопровождения, что-то сообщили, когда кортеж выскочил за МКАД, ответа Осипа Дмитрий не расслышал, но явно нечто такое, что они затихарились и на связь не выходили, дабы не схлопотать под ту же горячую руку.
«Как же ее зовут? Лена, Таня, Катя? Надя! Вот как ее зовут! Надя, точно. Надо было ее с собой взять и хорошим сексом в тишине, на природе вытравить из себя эту усталость!»
И тут же решил: мысль так себе.
23 
