Особенно,... 
146 
Танк выбрался на вражеский берег, подмял под себя пулеметное гнездо и пошел дальше, круша на своем пути столбы заграждений. Автоматчики, мигом спрыгнув с его брони, бросились врассыпную, сразу же вступая в бой за отвоевание западного плацдарма…
Провалившись в какую-то яму, Левашев больно ударился локтем о железную дверь дота. Поднял голову — увидел лейтенанта Стадухина. Стоя на плоской крыше, командир взвода кинул гранату в дымовую трубу подземной крепости.
Секунда… вторая… третья… и — приглушенный взрыв… Скрипя ржавыми петлями, дверь дота стала открываться, с лязгом катясь роликами по железной дуге порога. Гитлеровский офицер в распахнутом мундире, с бледным окровавленным лицом, на котором топорщилась щеточка усов «а-ля фюрер», выскочил из дота, чуть не сбив с ног солдата.
Левашев, изловчившись, отбросил немца обратно, швырнув ему вслед гремучую «лимонку». И тут же захлопнул дверь дота, оставив фашиста наедине с готовой взорваться гранатой. Потом, не оглядываясь, выскочил из ямы (боль в локте уже прошла) и сразу принял на штык какого-то егеря.
Созданные из расчета на фронтальную оборону, амбразуры немецких дотов были обращены только в сторону Западной Лицы, и пулеметные гнезда, установленные в них, замолкли сами собой, когда войска Карельского фронта вышли им в тыл. Чтобы не остаться в окружении, гарнизоны дотов покидали свои обжитые подземные ячейки и с яростным упорством продолжали драться в траншеях.
Прихрамывая на одну ногу, прибежал Керженцев. Мокрые полы его шинели задубели на ветру и громко хрустели при каждом шаге.
— Левашев, давай в траншеи, там приходится туго, — крикнул офицер.
В глубоком тесном окопе шла рукопашная схватка. В сплошной темноте мелькали фиолетовые огни выстрелов, слышались крики о помощи, взрывы и громкий лязг скрестившихся в поединке штыков.
Едва солдат спрыгнул в траншею, как сразу к его ногам подкатился черный мячик. Левашев схватил гранату, перекинул ее через бруствер, где она разорвалась с оглушительным треском. Кто-то ударил его сзади прикладом по каске. Резко обернувшись, солдат увидел егеря. Развернувшись, он сильно ткнул его концом ствола прямо в грудь, под самое сердце, и одновременно спустил курок.
— Ну вот, — сказал, задыхаясь, вынырнувший из-за поворота Лейноннен-Матти, — а я за ним аж оттуда гнался…
И, заведя за спину раненную на переправе руку, ефрейтор снова исчез в извилистых земляных переходах. Автомат его висел на груди, еще не сделав сегодня ни одного выстрела, зато в здоровой руке Лейноннен-Матти держал финский нож. И пуукко в руке Лейноннена-Матти было грозным, страшным оружием.
— Юкс! — поворот. — Какс! — поворот. — Колмэ!.. — и трое врагов остаются на дне окопа, а ефрейтор снова бежит дальше.
На широкой, вытоптанной сотнями ног площадке минометной батареи на Стадухина наседали двое высоких егерей в свитерах и без касок. У всех троих, очевидно, кончились патроны, и лейтенант с полуавтоматическим ружьем в руках, взятым у убитого бойца, отбивал удары прикладов. Ложа ружья уже была разбита в щепы, по лицу Стадухина текла струйка крови, а гитлеровцы, как молотобойцы, молча размахивали карабинами, стараясь если не выбить оружие, то хотя бы раздробить офицеру пальцы, чтобы он сам выпустил его.
— Держись, лейтенант! — крикнул ефрейтор, вбегая на площадку. Один егерь прыгнул к нему, но не рассчитал своего прыжка и, налетев на Лейноннена-Матти, сразу же упал под ударом ножа. Финн хотел уже броситься на помощь ослабевшему офицеру, но в этот момент с бруствера окопа посыпались вниз темные лохматые фигуры солдат. И одна из них — прямо на второго егеря.
Это подоспели бойцы, форсировавшие Западную Лицу во втором эшелоне. Они перешли реку по семужьему забору, перекинутому над водой немного выше падуна, и были совсем сухие. Какой-то худенький невзрачный солдатик в непомерно длинной шинели, громко хлюпавшей по сапогам, сразу засуетился, тыча штыком в темноту ходов сообщения, и удивленно спрашивал:
— А егерь-то где? А?
— Ну, Матти, — сказал лейтенант, — вовремя ты подоспел. Если бы не ты, туго мне…
И не договорил, прижатый к земле ревом моторов: над окопом, засыпая солдат песком и щебнем, один за другим прошло несколько танков. В небе, просветленном вспышками разрывов, летели на запад стремительные штурмовики. И танки, и самолеты, и люди — все и всё направлялось на прорыв второго пояса вражеской обороны, который уже взламывали бойцы танкового десанта.
146 
