Орудия почти на руках вынесли на дорогу, быстро зарядили. Где-то вдали, в редких просветах соснового мяннисто, щербатились гнилой дранкой острые крыши Аалтоярви.
— Ампуйя! — крикнул Юсси Пеккала, и три старые гаубицы, подпрыгнув, неистово рявкнули в сторону недавних союзников — немцев.
— Файер! — скомандовал Эрнст Бартельс, и двенадцать орудий, откатившись назад, изрыгнули огонь в сторону недавних братьев по оружию — финнов.
Фон Герделер стоял на крыльце пасторского дома и, поставив ногу на резные перила, чистил высокий сапог. Шведский крем жирный, как и все в Швеции, — на кончике сапога отражалась даже фигура обер-лейтенанта с поднятой рукой; вот рука резко опускается, и — «файер!.. файер!..»
— Я вас слушаю, — сказал оберст пехотному майору, который еще издали тянулся перед ним.
В редких паузах между залпами майор доложил:
— Финны открыли огонь по нашим позициям… Третий батальон послал в обход озера… озера… Простите, оберст, не могу запомнить финских названий…
— Питкаярви, — сказал фон Герделер, — надо знать!
— …Этот батальон, — продолжал майор, — ударит с фланга, и… Где вы будете находиться, герр оберст, чтобы без задержки доложить вам об окончании операции?
— Здесь же, — ответил инструктор и, подбросив в руке щетку, шагнул в двери дома.
«Это, пожалуй, я правильно сделал, доверив всю операцию строевым офицерам. Хватит в конце концов быть затычкой в каждой бочке. С этими финнами только свяжись — сам не рад будешь». Недаром ведь его имя уже треплют газеты нейтральных государств. Правда, ответственность в первую очередь падает на генерала Рандулича, приказавшего превратить Лапландию в «зону пустыни», но все-таки… неприятно; еще судить будут, чего доброго, если все кончится…
— Спасибо за щетку, пастор, — сказал фон Герделер. — Вы все молитесь?
Старый священник, сложив на груди дряблые руки, покачивался над толстой раскрытой книгой, его глаза были плотно закрыты; молодая жена его, приседая от пушечного грома и ахая, скидывала в люк подпола свертки одежды.
Фон Герделер подошел к приемнику, и в комнату, перебивая слова молитв, ворвался далекий голос: «Сегодня состоялась первая встреча председателя Союзной Контрольной Комиссии в Финляндии господина Жданова с президентом Финляндии маршалом Маннергеймом, беседа продолжалась два с половиной часа. Присутствовали: русский генерал-лейтенант Савоненков и министр обороны Финляндии генерал Вальден…»
Послышалась частая ружейная стрельба, и в дверь почти вломился запыхавшийся фельдфебель:
— Герр оберст, финны ползут… Ножи в зубах!
Инструктор поморщился:
— Не люблю финнов! Всегда у них что-нибудь такое неприятное… в зубах!
Накинув шинель, он вышел на улицу. Вдали уже раздавался рев медных рогов, напомнивший оберсту тирольскую охоту. Воздух пронизывали неистовые вопли: «Хелла!.. хелла кюон… Ала-ла-ля… ала-ла-ла-ля!..»
Эрнст Бартельс, пошатываясь, отошел от замолчавших орудий. Трясущимися руками раскурил мятую сигарету. Заметив, что губы инструктора двигаются, он крикнул:
— Говорите громче, я ничего не слышу…
— Я сказал: запрягайте лошадей в орудия!
— Разве мы снимаемся с этой позиции?
— Мы не снимаемся, — ответил фон Герделер, подумав, — но… Все-таки запрягайте на случай непредвиденного отхода!..
Трескотня егерских шмайсеров и хлопки рвущихся гранат скоро стихли, и с той стороны, из гущи кустарников, где разворачивалось сражение, доносился теперь только рев человеческих голосов. Постепенно этот рев перешел в песню, и фон Герделер невольно вздрогнул: песня была финской.
— Что там? — сказал он и бросился напролом через заросли густого березняка; прыгал с камня на камень, тонкий ледок, покрывший болото, стеклянно раскалывался под ногами. — Почему залегли? — набросился он на пехотного майора. — Почему вы еще здесь?.. Стыдно, стыдно!..
— Герр оберст, — вдруг остервенился офицер, вытаскивая пистолет. — Вы не имеете права оскорблять меня… Я честный солдат фюрера, и я не трус… Смотрите, и вы поймете, почему мы еще здесь!..
Он бесстрашно поднялся во весь рост, засвистел:
— Атака… атака… атака…
Земля вздрогнула от топота ног, мимо фон Гердедера сверкающими стрелами пронеслись склоненные штыки егерей, и — хоть бы один выстрел раздался им навстречу.
Финны молчали.
* * *
Старый солдат с выщербленными зубами докурил самокрутку из палого листа ольхового, подошел к полковнику.