Особенно,... 
123 
— Ты больше не хочешь быть рабыней и ради этого готова пожертвовать спокойной и сытой жизнью у госпожи Ливий?
— Да.
Она оперлась на стол обеими руками, чуть наклонилась вперед и пристально смотрела на сидящего перед ней Элиара жарким от волнения взглядом.
— Я приму твоего сына, если ты… примешь моего. От неожиданности он чуть привстал:
— У тебя сын?!
— Да.
Она сделала знак, и Элиар прошел за ней в отделенный тонкой перегородкой чуланчик. Там на небольшой кровати с матрасом и подушками спал мальчик лет трех; он разметался во сне, и Элиар видел крепкое тельце, здоровый румянец на щеках и тени от длинных ресниц, и мягкие черные кудри.
Он повернулся и посмотрел на молодую женщину:
— Но… почему?
Тарсия глубоко вздохнула, крепко сцепив пальцы на прижатых к груди руках.
— В моей жизни не все было гладко, Элиар. — В ее голосе прорвалась долго сдерживаемая глухая боль. — Там, на пиратском острове, я жила с одним… из тех. Он принудил меня, я не могла отказаться. И хотя, по милости богов, я вернулась в Рим, мне не становилось легче. К тому же я беспрестанно терзалась мыслями о твоей судьбе. Эта ноша была подобна могильному камню, и я исцелилась только благодаря Кариону.
Тарсия умолкла. На первых порах ей пришлось нелегко: мальчик был совершенно диким, пугливым, он почти не говорил и плохо понимал обращенные к нему слова. Но он постепенно привык к ней, повеселел, к тому же оказался весьма смышленым: быстро научился хорошо говорить, охотно слушал все, что она рассказывала ему и читала. Прошла пара месяцев, и Карион всем сердцем льнул к новой матери, целыми днями жался к ее ногам, мешая Тарсии работать, что, впрочем, нисколько не огорчало женщину. Она боялась, что Амеана, опомнившись, придет за своим сыном, но та не появилась, и со временем Тарсия перестала о ней думать. Зато принялась размышлять о другом: здесь, в доме Ливий, она имела постоянный кров и пищу, но зато на нее продолжали смотреть как на невольницу и так же относились к Кариону. В конце концов молодая женщина решила начать самостоятельную жизнь.
Элиар все больше мрачнел, его глаза сузились и сверкали; услышав о том, что ей пришлось пережить на пиратском острове, он резко разрубил ладонью воздух. И в то же время он выглядел странно беспомощным, этот заблудившийся в жизни воин.
— Я редко думал о твоем счастье, и ты это чувствовала, — тяжело вымолвил он. — Когда я прыгнул в воду…
Тарсия покачала головой:
— Не надо об этом. Все случилось так, как должно было случиться: теперь ты в римской армии, а у меня есть сын, и ты принес мне второго. Помнишь, я говорила тебе о предсказании?
— Но у нас могут быть и свои дети.
Она улыбнулась мимолетной грустной улыбкой и села.
— Я была беременна… давно, еще до нашей первой разлуки, но потом меня сильно избили и… В общем старуха-рабыня, что спасла меня, когда я истекала кровью, сказала, что, вероятнее всего, я останусь бесплодной.
— Ты никогда об этом не говорила.
— Да, не говорила, пока не пришло время. Элиар долго молчал.
— С кем ты оставляешь мальчика, когда идешь в мастерскую? — наконец спросил он.
— Беру с собой; иногда присматривают соседи… если им заплатить.
— У меня есть немного денег, — неловко произнес Элиар, — я оставлю их тебе. В коннице платят лучше, чем в пехоте; надеюсь, я сумею пересылать большую часть денег в Рим.
Тарсия ничего не сказала. Она отошла к кровати, расправила покрывало, разложила подушки.
— Пожалуй, здесь не хватит места для двоих, — решительно произнесла молодая женщина.
— Ты не хочешь ложиться со мной? — тихо спросил Элиар. Тарсия молчала и не поворачивалась. Он смотрел на ее гибкую спину, загорелые руки, тяжелый узел золотистых волос…
— Я лягу на пол, — сказал он, — ничего, мне приходилось спать и на камнях, и на сырой земле.
Вскоре гречанка потушила лампу, и комната погрузилась во мрак. Оба лежали, не шевелясь, не видя друг друга, не разговаривая, и в конце концов заснули. Посреди ночи их вырвал из сна пронзительный тонкий плач. Тарсия взяла ребенка на руки и немного походила по комнате, укачивая.
Ливия положила в сверток немного чистых пеленок, а вот с едой было сложнее.
— Рано утром придется пойти на рынок и купить молока, — озабоченно произнесла Тарсия.
Следом пришлось успокаивать Кариона, который проснулся от крика малыша и испуганно звал мать.
123 
