– Нет, – автоматически ответил Семен, подумал и удивился: – И в самом деле, с чего это они? И наручники опять же…
Паренек нехорошо улыбнулся:
– Ну браслеты мне за дело нацепили. Я их там обидел немножко. Хорошо быть ребенком. Мужика, вроде тебя, они бы за такое на месте урыли. А мне так ничего, браслеты что – фигня. Во, глянь. – Паренек пошевелил плечами и продемонстрировал Семену свободные руки.
– Вот это фокус, – восхитился Семен.
– Да какой тут фокус? – поморщился пацан. – Они ж мне просто велики размеров на пять. Не делают у нас наручников для детей, блин. Я уж не стал по этому делу пургу гнать, решил – так сойдет. Ладно, это все лесом, давай по делу позвучим. Так выходит, что, раз менты в меня вцепились, значит, папочка им наводку дал. Мусора тут у него все прикормленные, ему это – что два пальца. А стало быть, папочка знает, что я ссучился, и вот-вот приедет Шиза со своими шестерилами и отвезет меня в уютный подвальчик на окраине. И придет ко мне там полярный зверь песец. Через некоторое время. А что будет в это время, я и думать не хочу. Поэтому выходит, что валить мне надо отсюда да побыстрее. И ты мне в этом поможешь.
– Как? – Семен напрягся.
Паренек осклабился:
– Твоя первая роль будет проще, чем в том анекдоте, помнишь: «Я – гонец из Пензы»? Твоя задача будет – очень натурально стонать и держаться за живот. Типа какую-то инфекцию сейчас ты проглотил. Давай начинай.
– Что, вот так вот и начинать? – запинаясь спросил Семен, чувствуя натуральный холодок в животе.
– А чего ждать-то? Время щас – не наш кореш. Стони давай.
Семен прислонился к стене, схватился за живот и, чувствуя себя полным идиотом, застонал.
Пацан поморщился:
– Громче.
Семен застонал громче. Пацан сплюнул:
– Да, блин, актер из тебя хреновый. Ну да ничего, это дело поправимое, – и грамотной подсечкой уложил Семена на пол. «Ты чего?» – хотел было возмутиться Семен, но не успел – от жуткого удара в живот перед глазами поплыли круги, и пару секунд Семен только хватал ртом воздух. Издаваемые же после этого стоны и хрипы не оставили бы равнодушным и самого Станиславского.
Паренек же времени зря не терял: пока Семен изображал рыбу на берегу, грянулся в решетку всем телом и завопил:
– Эй, мент! Мусор! Тут человек умирает, ему с животом плохо!
В коридоре послышалась возня и звяканье ключей.
– Сюда! Сюда! – прокричал паренек и, обернувшись к Семену, поинтересовался едва слышно: – Еще врезать?
– Не надо, – мрачно ответил Семен и застонал с хрипением.
– Во! – Паренек тайком показал большой палец, подмигнул и, сделав встревоженное лицо, обернулся к решетке. Семен закрыл глаза.
– Ну чего там? – недобрым голосом поинтересовался из-за двери давешний конвоир.
– Человеку плохо, живот прихватило, вот.
– Ыыы-хррр, – сказал Семен и прислушался. Милиционер провел дубинкой по прутьям решетки и крикнул в коридор:
– Эй, Сникерс! Поди сюды, тут один клиент больного из себя корчит, подстрахуешь.
Послышались приближающиеся грузные шаги, и чей-то, должно быть, того самого Сникерса, густой голос с ленцой поинтересовался:
– Тута, шо ли? Ну дык открывай.
Прозвякали ключи, но тут откуда-то сбоку донесся еще один голос:
– Эй, начальник, не ведись на понт, подстава это.
Звяканье затихло, и наступила нехорошая тишина.
– А это что за голос из параши? – спросил после недолгого молчания первый милиционер.
– Точно тебе говорю, начальник, подстава. Я слышал, как они договаривались дурку сыграть.
– Вот даже как? Слышь, больной, чё люди говорят?
– Ы-ы-ы-ы, – простонал Семен, и столько тоскливой обреченности звучало в этом стоне, что Станиславский аплодировал бы стоя.
– Живот, говоришь, болит? Не-е, мужик, не болит у тебя живот. Но, тля буду, ща заболит. И не только живот. Давай, Сникерс, полечим больного.
Ключи звякнули еще раз, и дверь со скрипом открылась.
Больше Семен с закрытыми глазами лежать уже не мог. Он быстро вскочил и прижался спиной к стене. Открывшаяся взору картина его ничуть не удивила: два милиционера, один среднего роста, зато другой ростом под потолок и весом, пожалуй, за центнер, стояли, поигрывая дубинками, у входа и с одинаково нехорошим выражением на лице следили за Семеном. Тот, который поменьше, усмехнулся:
– Слышь, Сникерс, может, нам в доктора пойти? Ты глянь, мы еще к лечебным процедурам не приступили, а у больного уже значительное улучшение.