– Что значит это «пятьдесят три двенадцать»? – Тишина. – Скажите, пожалуйста, через какой портал вы пришли сюда? – Тишина. – Скажите, вам известно что-нибудь о строителях порталов или о первых… – Серо-желтый хвост мелькнул в воздухе, и Вадик с руганью рухнул на пятую точку, подняв клубы пыли. Ящер приподнялся и, двигаясь с грацией и неотвратимостью ползущего с горы ледника, удалился за ближайший бархан.
– Дерьмо, – сказал Вадик, поднимаясь и отряхиваясь. – Дикие они, хасстаки эти, никакой культуры общения. Все время так: чуть что не по ним – хвостами махать начинают. Ладно, от них больше ничего не добьешься, пошли-ка лучше в портал, раньше сядешь, раньше выйдешь.
Про Тайгу Семен читал, неоднократно видел фотографии и полагал просто скучным местом: ну подумаешь, деревья и деревья. Но, выйдя на ту сторону и окинув взглядом открывшийся пейзаж, только и смог, что присвистнуть. Портал стоял на высоком лысом холме, одиноко торчащем посреди исполинского леса. Чистое и восхитительно прозрачное небо странного лазурного оттенка, прозрачнейший воздух, позволявший, казалось, заглянуть даже немного за горизонт, и – лес. Недвижимый, однотонный, непрерывный, насколько хватало взгляда. Он был похож на замерший перед бурей океан, на спящего исполинского зверя и на грозовой фронт, каким он выглядит сверху, из иллюминатора летящего самолета. Возможность просто спуститься и идти по нему казалась малореальной, так же как без акваланга спуститься на дно моря. Вадик вытянул из здания портала слабо упирающихся лошадей, провел их мимо недвижимо замершего хасстака, совершенно неотличимого от оставшегося на той стороне, и посмотрел на Семена:
– Впечатляет? Это еще ничего, вот спустимся – там ощутишь. Уж на что я во всякие эти телепатии, эмпатии и прочую мистику не верю и то тут задумываться начинаю… Да шевелись ты… завтрак туриста!
Последнее относилось к особо упрямившейся каурой. Две подседланные лошади стояли, прядая ушами и время от времени тихонько всхрапывая, но особого беспокойства не проявляли. Вадик кивнул:
– Тоже чуют чего-то. Всякий раз так – бояться не боятся, но беспокоятся. Ты еще посмотришь, как они по лесу пойдут – след в след на цыпочках.
Семен представил идущую на цыпочках лошадь и хмыкнул.
Чем ниже они спускались, ведя лошадей в поводу, и чем выше поднимались кроны великого леса, тем сильнее на Семена накатывало ощущение величественного спокойствия. Казалось, кто-то, непредставимо мудрый и древний, наблюдает за ними пристальным, но равнодушным взором. Заходя под первые кроны, Семен даже задержал дыхание. Исчезни вдруг воздух под кронами, он даже не очень бы удивился, но воздух не исчез, в нем только появился тонкий и терпкий аромат, чем-то похожий на запах раскаленного металла. В лесу, против ожидания, не было темно – деревья стояли достаточно редко, исполинские стволы в три-четыре обхвата готическими колоннами взлетали вверх на десятки метров и только там, в вышине, раскидывали полупрозрачные кроны, заливая землю внизу призрачным холодно-зеленым светом. Под ногами поскрипывал хрупкий серый мох, похожий на лишайник. Ощущение было – как в храме. Никогда не страдавший особой религиозностью Семен, сам не ожидая, пробормотал:
– Сюда молиться приходить надо.
– Ага, – так же негромко отозвался Вадик. – Что Борхес проводником был в молодости, ты, наверное, знаешь, а вот знаешь ли, что он сказал, первый раз вернувшись из Тайги?
Семен только отрицательно помотал головой.
– А вот что: «Я видел Бога. Он велик».
Семен вдруг заметил цепочку следов, тянущуюся вперед, и окликнул Вадика, указывая вниз:
– Тут вроде недавно кто-то проезжал?
Но Вадик не встревожился:
– Я и проезжал. Года полтора назад. Местный лишайник растет не быстрее кораллов, следы в нем остаются лет на сто. А поскольку ни ветра, ни осадков тут не бывает, они и выглядят так, будто их час назад оставили.
– А… – откликнулся Семен. – А ничего, что мы тут… наследим?
– Ну, во-первых, это, по-моему, такая ерунда и мелочь по сравнению со всем этим лесом, что и внимания обращать не стоит, а во-вторых, мне с чего-то кажется, что все важное тут сосредоточено в деревьях, а мох – так, случайность. Вот выцарапывать инициалы на дереве я бы поостерегся даже думать. Молнией пришибет, как пить дать.
Семену вспомнилось из какой-то книги, что в восьмидесятые одна экспедиция даже пробы местной Древесины брала и вроде ничего с ней не случилось, но все равно мысль о причинении какого-то вреда дереву вызывала дискомфорт. Интересно, каково им было пробы брать? Семен представил и поежился. Вадик тем временем продолжал: