– Наверное, по полтиннику. А может, и по рублю.
– А ведь ущучил! – сказал полковник, почти восхищенный. – Ведь сообразил, черт старый, где деньги лежат. Ну, что ж! Надо и его пустить погреться. Печка-то большая – всем места хватит…
Потом они поговорили о предстоящей сегодня облаве в Осиновой роще, и Мышецкий подтвердил, что будет присутствовать при этом. Даже прихватит оружие. Ему это все надоело.
– Вы не верите мне, – сказал Сущев-Ракуса. – Потому-то и собираетесь идти с нами?
– Я отныне мало кому верю.
– Что ж, может, вы и правы?..
Мысль о том, что Мелхисидек сорвет от народного пьянства громадный куш денег в чистом виде, не давала покою. Подумав, Сергей Яковлевич извлек из своего стола ту самую статью, написанную совместно с Кобзевым, о «Введении винной монополии» в России. Злость его была столь велика, что Мышецкий передал рукопись в редакцию «Уренских губернских ведомостей» с твердым наказом – печатать без возражений. Он был хозяином, предварительная цензура лежала на нем, и отказать ему не осмелились.
Кому он хотел отомстить – он и сам толком не знал.
Сегодня вечером, где-то в Осиновой роще, соберутся люди, чтобы составить заговор против его жизни. Это было не очень-то приятно, но Мышецкий внутренне приготовился. Заниматься делами губернии ему не хотелось. Он заехал домой переодеться, после чего снова сел в коляску.
– Ну, вези, – сказал кучеру. – Вези в «Аквариум»…
5
В ресторане он задержался. Вина почти не пил, слушал цыган. Заметил, что один незнакомый человек издали все время наблюдает за ним.
«Может, он из числа… этих?» – с тревогой подумал Мышецкий. Вот еще не хватало, чтобы его подстрелили после жаркого.
Сергей Яковлевич подозвал к себе ресторатора:
– Бабакай Наврузович, кто этот господин?
– Не знаю, ваш сиятельств.
– Постойте! – задержал его Мышецкий. – Не найдется ли у вас запасного выхода через сад?
Бабакай показал ему выход, и губернатор ускользнул от проницательного взгляда таинственного незнакомца. На улице его внимание привлекла цирковая афиша, и он велел кучеру:
– Поехали в цирк!..
Случайно оглянулся: следом катила пролетка, и в ней сидел все тот же тип. Тревожно екнуло сердце. Нащупали. Теперь не выпустят. Выходит, Сущев-Ракуса прав. Да, жандарма надобно держаться…
– Гони, – велел Мышецкий кучеру.
Незнакомец в пролетке достал из жилета большую луковицу часов и стал нагонять губернатора. На повороте вроде отстал. Сергей Яковлевич оттолкнул швейцара и заскочил в цирковые сенцы.
– Моя ложа… где? – спросил отрывисто.
И уже с лестницы успел заметить, как его преследователь, тоже толкнув швейцара, влетел внутрь. «Погоня, настоящая погоня!» Решил быть внимательным и спокойным. Для начала посмотрел на стрелки «мозера».
У него оставался еще час свободного времени. Да, сарай Атрыганьева, конечно же, не цирк Чинизелли, но и за это спасибо. Ложу губернатора заслоняли с боков плотные загородки, под ним лежала арена, далее – в полупотемках – угадывались лица зрителей.
Оглушительно верещал еврейский оркестр. «Мисс Эльвар» демонстрировала на арене урок верховой езды. Потом вывели перед публикой какого-то несчастного человека и стали подключать к нему провода от электрической сети. Несчастного корежило от тока, но он все это выдержал и сорвал оглушительные аплодисменты…
Что-то круглое, возникнув из глубины, завращалось в воздухе, пролетая над ареной прямо в его сторону – точно в его ложу.
«Бомба!» – Мышецкий в ужасе отпрянул назад.
А на колени ему шлепнулся кулек, в котором лежали два моченых яблока и горстка каленых орехов. Сергей Яковлевич был бледен как смерть.
«Кто же это удружил?..»
Напротив него, словно в туманной дымке, сидела великолепная Конкордия Ивановна и помахивала ему ручкой. Рядом топорщилось усами лицо полицмейстера Чиколини. Мышецкий улыбнулся в их сторону и с треском раздробил орех на крепких зубах.
Но вот на арене появился клоун, и публика встретила его появление восторженным ревом. Поздоровавшись с шпрехшталмейстером, клоун громко спросил:
– Господин директор, а почему бедные люди любят картошку? Не знаете?.. А вот почему: богатые сдирают с бедных шкуру, а бедным сдирать шкуру не с кого. Вот они и дерут ее с картошки!
Публика ответила грохотом. «Глупо, – решил Мышецкий, – но простым людям нравится», – и он тоже слегка похлопал. Рыжий выждал тишины и снова обратился к шпрехшталмейстеру.