Паскаль восторженно раскрыл рот, упал на колени и подполз к женщине, восклицая:
– Конкордия Ивановна, слов нет… Вы – богиня, царица души моей… Вы – гений!
– Дурачок ты, Еська, – ответила Монахтина и залепила ему щелчок по лбу. – На еще! – И второй добавила, побольнее…
В губернии все было спокойно. Кочевое племя киргизов пока не двигалось с места, разбив кибитки вдали от города.
Еще ничего не было решено, но скоро уже решится.
3
В сражении под Ляояном русские войска вновь понесли стыдное поражение, и теперь царю пришлось круто сменить курс: на место убитого Плеве был назначен министром внутренних дел князь П.Д. Святополк-Мирский – человек честный, либеральный, но слабый.
До Уренска докатились слухи, что новый министр выдвигает в основу своего правления принцип «доверия к обществу».
– Ну вот, – обрадовался Мышецкий при встрече с жандармом. – Видите, полковник, чем запахло? А вы еще утверждали, что в России нет и не может быть никакого общества!
– Бог с ним, с обществом, – отмахнулся жандарм.
Сущев-Ракуса был мрачен, как осенняя туча.
– Что с вами, полковник? – спросил его Мышецкий.
Жандарм ответил не сразу – с какой-то натугой:
– Да Витька Штромберг, подлец, куда-то пропал. В гостинице говорят, что и дома не ночевал.
– Ну и что же? Или он вам очень нужен?
Аристид Карпович, стоя напротив окна, развел руками, и вспомнился Мышецкому тот мужик, что пролетел когда-то мимо в полной тишине – навстречу гибели.
– Да, – сказал жандарм удрученно, – видит бог, как я старался. Все сделал… Но что-то хрустнуло у меня. Сбил я этих остолопов в кучу, создал организацию. Даже знамя выдал – знамя экономической борьбы.
– Так что же тревожит вас?
– Знаменосец мой, Витька Штромберг, куда-то провалился…
– Ну и плюньте на этого знаменосца. Союз взаимопомощи ведь остается, головка организации – в целости.
– Головка… – произнес жандарм, расхаживая. – Вам легко говорить, князь, коли вы всего не знаете. А в губернии появились уже первые лозунги. И – не экономические, а – политические… Головка-то в башку вырастает!
Сергей Яковлевич подумал и заговорил убежденно:
– Что ж, этого следовало ожидать… Ваш демагогический эксперимент, Аристид Карпович, даже в такой смелой форме (в смелости я вам не отказываю), с опорой исключительно на народные массы, все равно невозможен…
– Но почему? – выкрикнул жандарм.
– В силу самой исторической природы полицейского абсолютизма. И вы не учли, дорогой полковник, что наряду с вашей экономической организацией существуют в стране политические силы. Они взаимно соприкасаются… Я предупреждал вас об этом!
Аристид Карпович поставил перед собой стул и сел на него, как на коня, сложив грубые красные руки на спинку стула.
– Сергей Яковлевич, – сказал он, – а ведь мы с вами неплохо служили. Верно?
– Верно. За вами я был как за каменной стеной. И вы мне нравитесь, полковник.
– Сергей Яковлевич, – продолжал Сущев-Ракуса, – не скрою от вас правды: дела мои скверные. Какая-то сволочь копает под меня. И сильно копает. Вы должны помочь мне.
Мышецкий пораскинул умом – сказать или промолчать? И решил не таить: надо выручать жандарма, он человек полезный, действительно, с таким оборотнем, как за спиною у покойного Плеве, не страшно.
И князь Мышецкий выложил начистоту:
– А вы знаете, полковник, что капитан Дремлюга совсем не разделяет ваших методов и считает вас прямо опасным на должности, которую вы занимаете?
– Сукин сын! – выругался полковник. – Я же его и в люди вывел. Кем он был бы без меня?.. Живодер он, зубодробитель! Если бы не я, так он так и сидел бы в своем Задрищенске. Я вытащил его из грязи, научил тонкой работе… Теперь он пенки захотел снять? Здесь, в Уренске, все создано моими руками! Голое место было – пустыня, на филеров пальцем показывали, в глаза смеялись. А в участке только одно знали – зубы выбить!
Аристид Карпович встал и неожиданно попросил:
– Князь, вы должны отдать мне… Кобзева!
Нависло тягостное молчание.
– Я понимаю, – продолжал полковник, – вам это нелегко. Но Кобзев человек беспокойный, в каждую дырку лезет затычкой. Мне это надоело…
– Не кажется ли вам, Аристид Карпович, что вы придаете господину Кобзеву то значение, какого он в действительности иметь не может?
– Даже и так, – будто согласился жандарм. – Но мне нужна жертва, чтобы умилостивить богов. Повторяю: мои дела сейчас неважные… Арест Кобзева я использую в целях создания нужной для меня ситуации.