– Ну, господа, – напомнил Атрыганьев, – приступим к выборам русского Рафаэля… Прошу назвать, кого вы знаете из великих мастеров кисти в России?
– Две тысячи, – повторил Алымов, – мать честная!
– Петр Алексеевич, не отвлекайтесь, – внушал ему предводитель. – Итак, господа… прошу!
– Айвазовский, – подсказал Уваров.
– Покойник. Да и не то: состоял по морскому ведомству.
Батманов откинулся в кресле и уверенно начал:
– А я, господа, Бабакая Наврузовича видел…
Дворянство оживилось:
– А что он? Говорят, повара из Нижнего вызвал?
– Да хвастал, подлый, что ему двух осетров из Астрахани привезли…
Атрыганьев призвал собрание к порядку:
– Господа, господа! Не следует отвлекаться… Давайте сначала изберем художника.
– Худого не надобно, – предложил Каськов.
– Репина! – подсказал Отребухов.
– Это какой же Репин? – спросил Алымов.
Каськов возмущенно фыркнул:
– Да тот, который траву жрет. Стыдно не знать, батенька!
Алымов смущенно покраснел:
– А-а… А то ведь со мною в лейб-гвардии Финляндском служил один Репин. Да только – нет, шалишь! Его, брат, травкою не прокормишь…
Нервный князь Тенишев сверкнул черными глазами:
– Какие вы глупости говорите, господа! Разве же поедет Репин, профессор Академии, чуть ли не тайный советник, почти генерал, сюда к нам – в Уренскую губернию?
– А почему же не поедет? – возмутился Уваров. – Сам щи лаптем хлебал, а мы, столбовые, зовем его да еще и деньги платить собираемся.
– И немалые деньги, – снова опечалился Алымов. – Дай их мне, так я бы… без кумы обошелся!
Атрыганьев опять стал призывать собрание к порядку:
– Господа, так мы не решим вопроса… Вносите дельные предложения.
Петрищев робко спросил:
– Простите, Борис Николаич, а сколько там собрано?
– Повторяю: две тысячи сто восемь… Решайте, господа!
Батманов вытащил свое грузное тело из кресла.
– Вот что я скажу! – заявил он решительно. – Ежели ехать, так ехать надо сейчас… Потому как уха из осетров бывает хороша только с пылу да с жару!
– Слов нет, – загалдели дворяне, – в «Аквариум»… Чего там? Бабакай ждет… По дороге обсудим!
Князь Тенишев рассудил за верное прихватить с собой и всю кассу для написания портрета.
– Репин, – нервно заявил он, – все равно к нам не поедет. А другие берут и дешевле…
– Вы думаете, князь?
– Клянусь! Едем, господа…
Поехали. Взяли отдельный кабинет, уютно расположились. Бабакай Наврузович быстро распорядился. Шампанское потекло рекою. Поговорили еще немного о художниках.
Пришли к общему убеждению, что хороших живописцев на Руси не стало.
– Упадок, господа, упадок! – горячо толковал князь Тенишев. – Мы живем в эпоху упадка святого искусства…
Отребухов прослезился и вынес предложение, что по случаю упадка не мешает позвать арфисток. И арфисток позвали.
Одна из них, оказывается, была близка к художникам.
– Вот-вот, – обрадовался Каськов, – а мы как раз этим и занимаемся…
Выяснилось, что арфистка позировала самому Семирадскому. После чего Батманов попросил ее раздеться.
– Эка! – ответила та басом. – Да мне Генрих Ипполитович по сотенной платил за раздевание.
За этим дело не стало: Атрыганьев выложил сто рублей, не прекословя. Другие арфистки тоже оказались близки к русской живописи. Но им дали только по четвертной.
– Извините, – сказал Отребухов, – но нам еще портрет писать надобно… А так берут, так берут!
Всю ночь в «Аквариуме» играл румынский оркестр и навзрыд плакали скрипки. А когда над Уренском всходило солнце, дворянский комитет разбредался по домам, чтобы встретиться завтра снова.
– Семирадского! – решили на прощание. – Семирадского, и дело с концом…
На следующий день Атрыганьев в комитет не явился и передал кассу Боровитинову. Князь Тенишев, Батманов и Уваров тоже блистали отсутствием.
Остались мелкотравчатые.
– Итак, господа, – скромно начал Боровитинов, – в активе у нас числится пятьсот шестьдесят рублей…
Алымов сказал:
– Это все князь Тенишев – он первый начал. А уж как мне Репина-то хотелось…
– Репина, – кашлянул Боровитинов, – мы, конечно, вызывать не будем. Говорят, он зазнался. Что же касается Семирадского, господа, то инспектор женской гимназии Бобр сообщил мне, что Семирадский волею божией недавно помре.
– Не повезло, – взгрустнул Петрищев.
– А потому, – продолжал Боровитинов, – надо исходить из реальных возможностей… Прошу, господа!