– Штоссик? – сказал он, потирая ручки. – По маленькой?
– Прыток ты, брат, – недовольно заметил Влахопулов. – Затем и бьют тебя. И еще бить будут… Ну, сдаю, господа!
Раз, два, три, четыре, пять – Паскаль равнодушно загреб картишки, не спешил раскрыть их. Когда Генрих фон Гувениус робко приблизился к игрокам, запрещенный штосе был в разгаре.
Денежки – крест-накрест – передвигались по сукну.
– Еще, – сказал Влахопулов и подсунул под шандал еще одну бумажку в двадцать пять рублей достоинством.
– И я прибавлю, – вздохнул поклонник Ренессанса…
На родственника вице-губернатора не обращали внимания. Видали, мол, таких – барахло собачье! Ты, мил человек, сначала заяви себя, чем можешь. А заявишь – тогда мы с тобой и разговаривать будем.
Трудно – ох, как трудно! – заявить о себе коллежскому регистратору. Оттого-то пристроился фон Гувениус за спиной Паскаля, как мышка, и ни во что не мешался. Помалкивал. Заметил только про себя, что держит господин Паскаль в руке восьмерку.
Влахопулов сказал:
– Туз дан… А – валет? Так. Ага, восьмерка бита!
– Господа, у кого восьмерка? – спросил Такжин.
Паскаль не вздрогнул, только перевернул карту на ребро. Задумчиво постукивал ею по сукну, и фон Гувениус начал покрываться липким потом: в руках Осипа Донатовича была уже… шестерка.
– Штосс! – сказал архитектор. – Дама сдана… Шестерка бита, господа.
Но теперь в руке господина Паскаля была уже семерка. Шелчком он выкинул ее перед игроками, приподнял шандал и самым преспокойным образом переложил себе в карман выигрыш.
– Везет же! – заскорбел Такжин. – У меня вон, – раскинул он карту, – а тут… ну хоть плачь!
– Может, еще разломим? – предложил Паскаль и потянулся над столом, чтобы раскурить от свечей сигару…
Потрясенный этим чародейством, фон Гувениус вернулся в буфет, сказал братцу:
– Пауль, ты знаешь, что я сейчас видел?
И он на ушко рассказал братцу о тех чудесах, которые производит с картами титулярный советник в отставке.
– Ой-ой-ой! – испугался тот…
Сущев-Ракуса в это время обволакивал вдову Суплякову признаниями о тяготах своей лихой службы:
– Я видел столько людской подлости, мадам, столько корысти, что отныне мне трудно верится в искренность. Даже женскую, мадам!
Но вот в зале возникло какое-то перемещение фигур, и оно не ускользнуло от ястребиного жандармского ока. Аристид Карпович быстро вскочил, нежно звякнув шпорами:
– Одну минутку, мадам! Извините…
Он заметил, что Паскаль оторвался от картежного стола.
Но тут титулярного жулика перехватила Конкордия Ивановна, мимоходом шепнула:
– Не болтайся без дела… Немчики в буфете даровой виноград сосут. Видать, небогаты. Приласкай их… Понял?
Осип Донатович двинулся в двери буфета, но дорогу ему загородила выпуклая грудь полковника.
– Ты что же это, мерзавец? – прошипел Сущев-Ракуса, заталкивая титулярного в угол. – Я с тобою по благородству, а ты… Забыл, кому обязан!
– Аристид Карпыч, я сказал – значит, принесу.
– Смотри, Еська, – погрозил жандарм, – я тебя на чистую воду-то выведу. В мутной плаваешь, а в чистой потонешь. Всю губернию в мешке продай, но меня не проведешь…
– Аристид Карпыч, у меня для вас уже отложено. Мелочи вы не любите – так я четвертными постарался!
Паскаль проскочил в буфет, взял бутылку шампанского.
– Молодые люди! – позвал он близнецов фон Гувениусов. – Что же вы не подходите? Для вас хлопочу…
Он щедро наполнил три бокала. Настроение у Паскаля, невзирая на угрозы жандарма, было преотличное. Только что он облапошил Влахопулова на целых двести рубликов. Старый дурак выложил их без оглядки.
– Ну а за князем-то каково вам живется? Накладно ли, сытенько ли? – спросил Осип Донатович.
Слова – русские, но смысл их с трудом доходил до кузенов вице-губернаторши.
– Э-э-э, – протянул Паскаль, догадываясь. – Да вы, я вижу, по-русски-то не ахти как! Плохо еще говорите?
– Да, плохо, – приуныли фон Гувениусы.
– Ну, это и лучше! Меньше бить будут… Россия к немцам всегда – с превеликим почтением! Ваше здоровье, канцлеры!
Осип Донатович посмотрел на их животики, выпирающие из-под клетчатых жилетов:
– А вы щекотки не боитесь? – И он похлопал каждого.
Близнецы взвизгнули. А добрый дяденька, маг и волшебник, открывал перед ними заманчивые горизонты Российской империи.
– Вот вы, Павел Иванович, – говорил Паскаль, – слышал я, что вам предложили службу в комитете по борьбе с саранчой. Так что же вы отказались?