268 
Не успел Еременко освоить доклад, как новый звонок вернул его к действительности – докладывал генерал Г. Ф. Захаров, начальник штаба Юго-Западного фронта:
– У нас тут с утра пораньше такое началось… Танки Гота взяли станцию Тингута, наши войска бьются в полуокружении…
Доклад командующего 62-й армией генерала Лопатина не застал Еременко врасплох:
– Немцы танками смяли один полк и фланги стрелковой дивизии. Больше двухсот пятидесяти танков…
– Закройте прорыв!
– Чем закрыть? Нечем. Только пальцем…
Из кабинета директора СТЗ звонил нарком Малышев:
– Из окна виден бой с танками. Завод обстреливается: немцы пробиваются в сторону Рынка. Завод я велел готовить к взрыву…
– Завод оборонять во что бы то ни стало, – приказал Еременко.
Генерал-инженер В. Ф. Шестаков доложил, что наплавной мост через Волгу в районе СТЗ построен.
– Рад доложить, что задание выполнено не за двенадцать дней, как обещали, а за десять. Длина моста свыше трех километров.
– Выношу благодарность за успешную работу. А теперь, когда мост построен, взрывайте его, чтобы ничего от него не осталось.
Иначе было нельзя: не взорви они мост – танки Виттерсгейма, вырвавшись к СТЗ, могли тотчас же оказаться на левом берегу Волги…
Еременко вызвал начальника гарнизона и командующего дивизией НКВД:
– Вы отвечаете за оборону города и окраин?
– Да, отвечаю.
– Вот и подкрепите свои слова делом.
– Но моя дивизия растянута на полсотни километров, танков нет, артиллерии нет… Как воевать?
– Согласен, что трудно вам приходится… А кому легко? Отбить нападение…
И люди стояли насмерть…
- Гулко катился в кровавой мгле
- Сотой атаки вал.
- Злой и упрямый, по грудь в земле,
- Насмерть солдат стоял.
- Знал он, что нет дороги назад –
- Он защищал Сталинград… [3]
Примеры мужества и героизма защитников Сталинграда можно приводить бесконечно. Никакой враг не мог поставить на колени защитников Сталинграда. Растерянности и паники не было. Армия опиралась на поддержку всего населения. Рабочие тоже взялись за оружие.
«На поле битвы лежат убитые рабочие в своей спецодежде, нередко сжимая в окоченевших руках винтовку или пистолет. Люди в рабочей одежде застыли, склонившись над рулем разбитого танка. Ничего подобного мы никогда не видели…»
23 августа… К 9 часам вечера на КП приехали Чуянов и Малышев; у Еременко были уже Хрущев и генералы.
В 11 часов вечера Еременко подготовил донесение в Ставку, которое давал ежедневно в 24 часа. Еременко пришлось сказать горькую правду: фронт разрезан, немцы вышли к Волге, СТЗ под обстрелом, две железные дороги, ведущие к Сталинграду с севера и северо-запада, ПЕРЕРЕЗАНЫ, а по Волге движение судов ПРЕКРАЩЕНО.
Ровно в полночь Еременко расписался под донесением:
– Узнают в Москве правду – не сносить мне головы. Но не врать же мне, не притворяться… Отправляйте!
* * *
Когда после войны Еременко спрашивали о дне 23 августа, он отвечал:
«Это был… тяжелый кошмар!» И далее добавлял, что в этом кошмаре люди выстояли и «это было результатом той глубокой повседневной работы, которую вела коммунистическая партия с советскими людьми…». А мне вспоминается иное – тот самый утюг, что остался от былой жизни слесаря Гончарова, который уже лежал мертвым перед цехом СТЗ, сжимая в руках винтовку без единого патрона…
* * *
Мы знаем те надписи, которые оставили на стенах рейхстага наши доблестные защитники в победную весну 1945 года. А теперь прочтите и оцените, что написали рабочие на стенах своего родного Тракторного завода:
«Немцы! Вы еще проклянете тот день, когда вы пришли сюда. Лучше не лезьте! СТАЛИНГРАД СТАНЕТ ВАШЕЙ МОГИЛОЙ!»
* * *
23 августа в 16 часов 18 минут в Сталинграде была объявлена тревога, и эта тревога не имела отбоя вплоть до того самого дня, когда из подвала универмага на площади Павших бойцов не выбрался фельдмаршал Паулюс и не отбросил в грязный снег свой заряженный «вальтер».
* * *
Я мысленно обращаюсь к образу женщины, олицетворяющей наших матерей:
– А вы знаете, какой сегодня день?
Никто не знает, никто не помнит.
Отвыкли мы помнить то, что забывать нельзя.
А кто мало помнит, тот мало и знает.
268 
