— Итак, я слушаю… продолжайте.
По его лицу было видно, что связь Хвостова с Червинской явилась для Ванечки неприятным сюрпризом.
— Опоздала ваша знакомая, — сказал он, вешая трубку. Хвостов не сдержал приступа лютого антисемитизма:
— Два жида в три ряда… Ну, ладно, Ванька! Тебя-то я хоть знаю. А зачем ты привел сюда этого пархатого?
— Алексей Николаевич, не я же этого жида придумал! Таково желание государыни императрицы, чтобы Симанович, как ранее пострадавший от вашего произвола, присутствовал при обыске.
— Чтоо? У меня? У меня и… обыск?
— Вот письмо от Штюрмера, — передал ему Ванечка.
Штюрмер писал, что по приказу императора Хвостов обязан снять с себя все ордена и отправляться в ссылку. Золотой ключ камергера у него отобрали вместе с футляром. Симанович уже рылся в ящиках стола, выгребая из них на пол секретные бумаги. Манасевич сам растопил камин и каждую бумагу, в которой встречалось имя Распутина или царицы, бросал в огонь. Хвостов остолбенело наблюдал за уничтожением ценнейшего архива, который он собрал на посту министра, чтобы историки будущего имели материал о действиях распутинской мафии…
— Вы скорпионы! — кричал он. — Вы шакалы! Аарон Симанович наслаждался местью.
— Против кого ты вздумал идти? Против Григория Ефимыча? Против нас?
Измордуем и оплюем… Ты уже не встанешь!
— Ванька, — заорал Хвостов, берясь за канделябр, — убери эту гнусь, или я за себя не отвечаю… разнесу ему череп! В кабинет вошла жена, удивительно спокойная.
— Что ты, Леша, возмущаешься? — сказала она. — Ты сам хотел грязи как можно больше. И ты нашел самую нечистую яму — министерство внутренних дел… Так успокойся: все в порядке вещей.
Хвостов выпустил канделябр и зарыдал.
— Меня, столбового русского дворянина… Я не могу!
— Тебе, — отвечала жена, — было очень приятно взлетать. Так имей же мужество падать низко. Все пройдет в этом мире, как и мы с тобой, и ничто в этом мире не вечно. Были мы — будут другие! Такие же свиньи, как и ты, дорогой, и как вот эти… господа, что тебя сейчас оскорбляют. Встань выше этого!
Под конвоем филеров Хвостова доставили на вокзал, посадили в вагон, и… он поехал в историю. Убийцы Распутина из него не получилось, а получился самый обычный «бульварный романчик» с дамочками, рюмочками, взяточками, растраточками… Между тем в кулуарах Думы бродил подлинный убийца — это лысый, очкастый и вертлявый Пуришкевич, писавший в эти дни о министерской чехарде:
Их жизни срок сейчас минутен, Уйдут, оставив серный дым, А прочен лишь один Распутин Да долгогривый Питирим…
Черносотенец был поэтом, но своих стихов никогда не печатал — это ни к чему, да и цензура их не пропустит! Он явился в кабинет Родзянки и сказал ему, отчаянно жестикулируя:
— Разве так убивают? Гришку надо убивать, как режут свинью… без экивоков. Просто взял ножик — пырь в бок, и готово! Согласен, что противно.
Будут кровь, всякая слизь, и потечет гнилая сукровица, а волосы перемешаются с мозгами. Но если это надобно ради спасения драгоценной монархии и кристальных идей нашего самодержавия, то поверьте, я… готов!
— Вы больше никому этого не говорите, — сказал Родзянко.
— Упаси бог! — отвечал Пуришкевич. — Только одному вам как председателю всероссийского парламента.
* * *
Революция несентиментальна! Двух заклятых врагов, Хвостова и Белецкого, поставили к одной стенке, и под прицелом равнодушных винтовок, за секунду до залпа, они в последний раз могли плюнуть в глаза друг другу, могли сказать последнее «прости»!
10. «МЫ ПЛОХО КОНЧИМ…»
Палеолог второпях записывал: «С тех пор, как Штюрмер стоит у власти, влияние Распутина очень возросло. Кучка еврейских финансистов и грязных спекулянтов, Рубинштейн, Манус и др., заключили с ним союз и щедро его вознаграждают за содействие им… Если дело особенно важно, то он непосредственно воздействует на царицу, и она сейчас же отдает распоряжение, не подозревая, что работает на Рубинштейна и Мануса, которые, в свою очередь, стараются для Германии… Императрица переживает очень тяжелую полосу. Усиленные молитвы, посты, аскетические подвиги, волнения, бессонница. Она все больше утверждается в восторженной мысли, что ей суждено спасти святую православную Русь и что покровительство Распутина необходимо ей для успеха…»
Палеолога снова навестил Путилов — хмуро пророчил:
— Дни царской власти уже сочтены, а эта власть — основа, на которой создана вся архисложная система управления государством. Отныне нужен только повод, чтобы революция вспыхнула. В русских условиях она может быть только всенародной, но сигнал к ней, безусловно, дадут интеллигенты, не теряющие надежд спасти Россию одними словами. Однако, — веско договорил Путилов, — от буржуазной революции мы тотчас же перейдем к пролетарской…