— Добровольский проскочит в министры юстиции.
— Добровольский? А кто это такой?
— Неважно! Ставлю один против десяти, что министр иностранных дел Сазонов падет неслышно, аки лист осенью.
— Сазонов никогда не падет, ибо он начал эту войну, все договоры в его руках, к нему привыкли послы Антанты.
— Ты ничего не понимаешь! Сазонов вслух высказывает страшные вещи. Он говорит, что Россия более не великая держава…
— Ставлю, что Хвостов вылетит из МВД завтра же!
— Имею сведения — через три дня.
— Почему так поздно?
— Не знают, кого назначить на его место… Да, не знали. Царь повидал Распутина.
— От меня требуют жертвы, Григорий, — сказал он ему. — Дума встает на дыбы — главным злодеем считают Сухомлинова.
— Нешто старикашку обидишь?
— Жертва времени… пойми ты, — скорбно ответил царь…
— Зачем ты начинал войну? — спросил Распутин (мрачно).
— Я не начинал. Она началась сама по себе… — Потом Николай II произнес чувствительные слова:
— Что бы ни случилось, Григорий, как бы ни клеветали на всех нас, я с тобой не расстанусь.
Каждая клятва нуждается в подтверждении делом, и царь протянул ему бумагу
— указ об отставке Хвостова! Распутин, обратясь к иконам, крестился, а царь спросил — кого поставить в министры внутренних дел? Один раз на Хвостове обожглись — вторично промашки делать нельзя… Распутин прикинул и так и эдак. Ничего не получалось. Из кармана министра не вынешь.
— А на што новых-то плодить? — сказал он царю. — Старикашка в примерах сидит, пущай и будет унутренним.
— Белецкий тоже хочет, — сказал император. — Говорят, даже с казенной квартиры не выезжает… ждет падения Хвостова.
— Степан, — отвечал Распутин, — если меня и не убивал, то, видит бог, убить может… Ну его! А на Штюрмера почила благодать божия. Старикашка послушный. Спать любит. Признак здоровья.
— Штюрмера все ненавидят, — заметил Николай II.
— А меня — што? Рази навидят? То-то…
Когда автомобиль с Распутиным, возвращавшимся из Царского Села, проезжал окраинами столицы, могуче, будто раненые звери, трубили в сумерках гигантские заводы — рабочие бастовали. К экономическим требованиям путиловцы теперь прибавили лозунги и политические… Впрочем, все это Белецкого уже не касалось: ему определили оклад в пятьдесят четыре тысячи рублей, и надо было ехать в Иркутск, но Побирушка ходил за ним по пятам, божился, что проведет его в сенаторы, а потом… потом и в министры внутренних дел.
— Не покидайте казенной квартиры! — взывал Побирушка. Белецкий заглянул в кондитерскую «Квисисана» на Невском проспекте, где владелец кафе Генрик Сартори любезно проводил его в отдел срочных заказов. Контора благоухала мускатом, имбирем и корицей. Приятная барышня в чистом передничке раскрыла блокнот.
— Итак, мсье, что вам угодно от «Квисисаны»?
— Торт.
— В какую цену?
— Сколько бы ни стоил.
— Именинный? Юбилейный? Даме или мужчине?
— Одному… хаму, — сказал Белецкий. Барышня нисколько не удивилась:
— Хам останется доволен. Как исполнить? Фантазия жандарма работала превосходно:
— Сделайте торт в виде кладбища с крестами из чистого бразильского шоколада… Кстати, есть у вас шоколад?
— «Квисисана» живет еще довоенными запасами.
— Отлично! — потер руки Белецкий. — Взбейте крем цвета навоза, а внутри торта выкопайте глубокую могилу, чтобы на дне ее сидели лягушки и… ждали.
— Из Чего сделать лягушек? — спросила барышня.
— Из мыла, — ответил Степан, недолго думая. — Возле могилы пусть кондитер поставит гроб из противного желе, которое прошу уснастить горчайшей хиной. А по краям торта, вроде узора, изобразите поучительную надпись: ВОТ ТВОЯ МОГИЛА. Хорошо если бы вместо сахарной пудры вы посыпали кладбище стрихнином… вроде выпал легкий снежок. Нельзя? Ядов не держите? Жаль…
— По какому адресу отправить этот торт? Белецкий оставил ей адрес квартиры Хвостова.
* * *
Бывший министр снял крышку с великолепного торта. — Какая дивная работа… узнаю мастера Степана! Бывшему министру от бывшего товарища министра… Приятно посмотреть! Позвонила Червинская — почти шепотом:
— Алексей, сразу уничтожай все, что имеешь. Клеопатра решила спасти своего Антония.
— Прости, — ответил Хвостов, — в двери звонят…
В министерскую квартиру ввалились двое: Манасевич-Мануйлов и Аарон Симанович — в пальто нараспашку. Ванечка как опытный шпик сразу же схватил телефонную трубку: