— Боюсь, что именно это тебе и придется сделать, — заметил Уэс. — Ты сейчас куда?
— Поезжу по городу. Посмотрю, что и как.
— А почему бы не подвести черту, Датч? Поспи немного.
— Не могу. Даже пытаться не стоит. Я заряжен адреналином и кофеином.
Уэс окинул его изучающим взглядом.
— Я рекомендовал тебя на эту работу.
Это замечание задело Датча. Он зло покосился на старого друга.
— И что? Уже жалеешь?
— Нисколько. Но, думаю, я вправе напомнить тебе, насколько твое будущее зависит от того, преуспеешь ты здесь или нет.
— Слушай, если ты думаешь, что я плохо делаю свою работу…
— Я этого не говорил.
— Тогда что?
— Я только хочу сказать, что на кону твоя репутация. И моя тоже.
— А ты никогда не забываешь прикрыть свою задницу, верно, Уэс?
— Ты чертовски прав.
— У тебя всегда тылы были прикрыты линией полузащиты, и если парни плохо тебя прикрывали, ты с них шкуру спускал. Я был там, и мне тоже доставалось от твоих быков-полузащитников. Да у них шеи были толще моей талии! Но ты плевать хотел, что меня перемелют в пыль, лишь бы твоя задница была прикрыта.
Датч спохватился, что ведет себя по-детски, вороша обиды прежних дней, когда они вместе играли в американский футбол, и прикусил язык. То, что сказал Уэс, было правдой. Печальной, уродливой, но правдой. Он это знал. Просто ему тошно было это слышать.
— Датч, — заговорил Уэс, тщательно отмеряя и взвешивая каждое слово, — мы тут не в блошки играем. И даже не в футбол. В нашем маленьком городке завелся какой-то псих ненормальный, ворующий женщин. Теперь уже пять. Один бог знает, что он с ними делает. Люди напуганы, нервы у всех на пределе, все гадают, скольких еще он схватит, прежде чем его поймают.
— К чему ты клонишь?
— К тому, что общее горе тебя и вполовину так не волнует, как твоя Лилли. Подумаешь, заночевала в уютном гоном домике в ночь снегопада! Нет, я понимаю, конечно, ты о ней беспокоишься. Ты в своем праве. Но, ради всего святого, сопоставь одно с другим!
— Не надо тут проповедовать, мистер председатель городского совета! — Датч еле сдерживал себя, такая буря бушевала у него в груди, но говорил он тихо. — Не тебе меня судить, Уэс, ты и сам не образец добродетели. — И, чтобы до Уэса лучше дошло, добавил: — Особенно в том, что касается женщин.
Глава 11
— У тебя астма?
— Хроническая. Но это же аллергия. — Лилли ощупала пустую сумку внутри, понимая, что это бесполезно. Бархатного мешочка, в котором она держала лекарства, там не было. Она взволнованно провела рукой по волосам, потом потерла подбородок. — Где же он?
— Но у тебя же нет приступов астмы?
— Потому что я принимаю лекарства, чтобы их предотвратить. Ингаляции и таблетки.
— А без них…
— У меня может начаться приступ. И это очень плохо, потому что у меня нет с собой бронхорасширителя.
— Бронхо…
— Расширителя, расширителя, — нетерпеливо повторила Лилли. — Это ингалятор для использования во время приступа.
— Я видел, как люди ими пользуются.
— Без него я не могу дышать. — Лилли вскочила и нервно прошлась по комнате. — Где же этот проклятый мешок? Он примерно вот такой. — Она развела ладони на шесть дюймов. — Зеленый, бархатный, расшит бисером. Одна моя редакторша мне преподнесла на Рождество. Заметила, что прежний мешок износился.
— Может быть, ты оставила его…
Лилли прервала его, покачав головой.
— Я всегда ношу его в сумке, Тирни. Всегда. Он и сегодня был у меня.
— Ты уверена?
— Абсолютно. Холодный воздух может вызвать ступ, и я точно помню, что воспользовалась одним из ингаляторов перед тем, как уйти отсюда. — Охваченная паникой, она нервно растирала ладони. — Господи, да что же то такое — он был у меня в сумке еще сегодня, а сейчас его там нет. Куда он мог деться?
— Успокойся.
Лилли сердито посмотрела на Тирни: он что, не понимает, почему она разволновалась?! Ну конечно, откуда ему знать, каково это — задыхаться, ловя ртом воздух, и опасаться, что не сможешь сделать следующий вдох.
— Только не говори мне «успокойся»! Ты не знаешь…
— Ты права. — Тирни схватил ее за плечи и слегка встряхнул. — Я ничего не знаю об астме, кроме одного: истерика только усугубит положение. Ты себя накручиваешь, так и до приступа недалеко. А теперь все-таки успокойся.
Ее неприятно задел его строгий голос, но, по существу, он, конечно, был прав. Она кивнула ему и освободилась от его рук.