— И чем все это закончилось?
— Вот этим и закончилось, — указал на развалины Моргнеуморос— Довоенные ресурсы все больше истощались, людей оставалось все меньше, жрать стало совсем нечего, начались эпидемии, из скони полезли всякие твари… да вы сами все видели. Народ по-прежнему грызет друг друга, но массовых войн больше нет. И государств нет, и правительств. Вообще ни хера нет.
Идти в мертвый город на ночь глядя никто не захотел. Для ночлега был выбран потрескавшийся беломраморный купол, одиноко стоящий на обочине. Моргнеуморос объяснил, что когда-то это было автобусной остановкой. Внутри по сих пор висело электронное табло, а рядом на стене огромная надпись несмываемой краской: «МЫ ВСЕ ТУТ СДОХНЕМ».
На ужин ели пойманную лодочником-ихтиофагом лягву. Будучи поджаренной на костре, та оказалась удивительно нежной и сочной. Ванесса старалась не вспоминать о бедолаге, который добыл этот деликатес, но все же временами бросала на Креола укоризненные взгляды. А тот равнодушно обгладывал лягушачье бедро, облизывал жирные пальцы, да еще и громко чавкал. Его-то уж точно не заботил какой-то грязный дикарь.
Если верить Моргнеуморосу, до Темилизера, бывшей столицы Хайгонды, оставалось километров двести. А оттуда еще почти пятьдесят — до искомой цели, Государственного Института Оборонных Технологий.
— Через столицу идти небезопасно, — сообщил Моргнеуморос— В войну ее разрушили до основания — бомбы падали как градины. Сейчас там только развалины, сугробы скони, повышенная радиация и всякие твари — без крайней нужды лучше не соваться. Пойдем в обход.
— Но это же долго, — поморщился Креол.
— Дольше. Зато гораздо безопаснее. Вот здесь, — указал на экран ОР8-навигатора Моргнеуморос, — расположен Томурай. До войны он был одним из сателлитов столицы — почти сплошь спальные зоны. Военные действия там не велись, оружие массового уничтожения не применялось. Сейчас заселенность там довольно высокая… по нынешним меркам, конечно. Тысяч тридцать или даже сорок. В Тому-рае можно будет заправиться для последнего рывка.
Ванесса грустно посмотрела на электронную карту. Томурай поближе, чем Темилизер, но ненамного. По меньшей мере сто восемьдесят километров. Если двигаться в ударном темпе — четверо суток. Четверо суток по бесплодной сконе-вой пустыне, в которой не на что сесть и нечего съесть.
Ночью к спящим пыталась подобраться какая-то ползучая мерзость едко-розового цвета. Но лод Гвэйдеон проснулся от первого же шороха и буквально нашинковал чудище на кусочки. Убить, правда, не сумел — тварь просто растеклась огромной лужей и с хлюпающим чавканьем уползла в темноту. Оставшуюся часть ночи паладин просидел у входа с обнаженным мечом.
Утром пошел дождь. Иномиряне впервые увидели, как он выглядит здесь, на Плонете, — и это оказалось не самым приятным зрелищем. С неба сыпалась все та же сконь — только на сей раз перемешанная с водой. Жидкие белые шматки шлепались так, словно кто-то часто и смачно харкал.
Бродить под местным дождем никто не пожелал. Дрожа от холода, все четверо сгрудились под мраморным куполом, периодически поглядывая на небо — не собирается ли распогодиться? Креол пытался решить — отгонять ли ему дождь магией или все же подождать, пока само кончится?
В конце концов он решил подождать. Маг присел на корточки в пыльном углу и принялся скучающе водить пальцем по полу. Ванесса прислонилась к его плечу и закрыла глаза. Лод Гвэйдеон и Моргнеуморос начали играть в карты.
Дождь закончился только через полтора часа. Сконевые сугробы из-за него стали пышнее прежнего, приобрели какой-то леденцовый блеск. Почва же мгновенно раскисла, потекла жирной белой грязью.
Долгое время Креол смотрел на эту распутицу — смотрел с неодобрением, плотно сжимая губы. Ему стало очевидным, что плюхать по этой грязи несколько проклятых дней — удовольствие не из великих. Непременно нужно как-то облегчить передвижение — и из всех возможных методов имеется лишь магия.
Большего Креолу обычно и не требовалось.
Побродив некоторое время с Сияющим Оком, маг очистил от скони значительный участок земли. Покряхтев, словно скупец, вынужденный расстаться с полновесной монетой, он сложил ладони и принялся нараспев выводить сложный мотив — один-единственный носовой звук, но то вздымающийся на самый верх, то затухающий до полного изнеможения.
В такт колдовской мелодии почва пошла пузырями и трещинами, начала на глазах вспухать, словно поспевающая опара. С разных сторон вздулись толстые комья, вытянулись толстые земляные щупальца, слепо зашарившие вокруг.