Особенно,... 
76 
Естественно, я сразу же поинтересовался:
– В каком из отделов Генштаба мне придется служить?
Беседовавший со мною дежурный офицер загадочно переговорил с кем-то по телефону. Наконец трубка аппарата была оставлена в покое. Теперь он взглянул на меня как-то иначе:
– Все объяснят вам в кабинете сорок четвертом.
– Простите, а что там?
– Разведывательный отдел Генерального штаба…
Мне следовало появиться там завтра. Донельзя взволнованный, я проехал на Загородный проспект, и у Пашу встретился со старым запьянцовским другом. Конечно, я не стал рассказывать Щелякову о собственных переживаниях, я был одновременно и чуть растерян, и чуть подавлен, но пить вино отказался.
– Потом! Как-нибудь в другой раз… Лучше возобновим прежнюю тему разговора о том заборе, который непозволительно перелезать, Россия имеет сто одиннадцатую статью для наказания шпионов ссылкой в места отдаленные, где очень хорошо морозить волков. Как же к этому делу относятся немцы?
– К сожалению, у них нет Сибири, – ответил Щеляков. – Зато есть статья № 49а, карающая отсидкой в Моабите. Но в Англии к этому делу относятся совсем наплевательски. Там судья надевает черную шапочку, дабы прикрыть себе лысину, и любезно объявляет шпиону: «Вы будете повешены непременно за шею и будете висеть на веревке до тех пор, пока не сдохнете, да сжалится великий господь над вашей заблудшей душою!»
4. Плацкартой до Собачинска
– Разве тебе плохо служилось в Оренбурге?
– Хорошо. Но меня вызвали, – отвечал я отцу.
– Вызвали? Зачем?
– Наверное, ждет повышение.
– Слава всевышнему, – истово перекрестился папочка. – Я ведь всегда верил, что мой сын пойдет далеко. Может, это и к лучшему, что ты порвал с этой грязной девкой Фемидой…
Состоялся первый разговор в кабинете № 44. Моим собеседником оказался еще молодой офицер, уже с орденами, до этого мне совсем незнакомый, и, судя по его первоначальным вопросам, я догадался, что главная беседа состоится позже, а сейчас меня лишь деликатно прощупывают.
– Скажите откровенно, вы никогда не виделись с венским военным атташе в Санкт-Петербурге?
– Графом Спанокки?
– Выходит, вы его знаете?
– Нет. Просто его имя упоминалось в газетах.
– И вы это имя сразу запомнили?
– У меня отличная память.
– Кому писали последнее время почтой?
– Отцу.
– А на Гожую улицу, дом тридцать пять?
Вот уж никак не ожидал такого вопроса.
– Если вы имеете в виду варшавский адрес, который дала мне в «Поставах» некая наездница пани Валежинская, то я этим адресом для переписки никогда не пользовался, хотя женщина, живущая там, достойна всяческого внимания…
Мой собеседник перешел к делам Белграда:
– Вам известны причины, заставившие Георгия передать свои права на престол брату-королевичу Александру?
– Говорят, он в запальчивости ударил своего камердинера, что и явилось причиной смерти этого человека.
– Не совсем так, – поправил меня собеседник. – На удалении старшего сына от престола Сербии настоял сам отец, ибо Георгий резко выступал за немедленный разрыв с Австрией и бряцанием оружия слишком насторожил Вену. Но старый король понимал, что Сербия будет разгромлена, поскольку Россия ныне еще не готова поддерживать ее… Каковы ваши личные отношения с наследником Александром?
– Почти дружеские и весьма доверительные, ибо в Училище Правоведения я был его наставником, а Александр, еще будучи мальчиком, относился ко мне как к старшему брату…
– Где вы убиваете свободное время?
– Время, – ответил я, – это не жалкий комар, чтобы его убивать, а свободного времени у меня никогда не было.
– У вас есть на примете невеста?
– Нет.
– Связи с женщинами?
– Нет…
Неслышно отворилась боковая дверь кабинета № 44, вошел пожилой полковник и, послушав нас, спросил:
– А какими языками владеете?
Я назвал французский, немецкий, английский, польский.
– И два родных языка – русский и сербский.
– С последнего и следовало начинать.
– Начинать, – ответил я, – следовало бы все-таки с русского, а уж потом можно упомянуть сербский, освоенный мною еще с пеленок в разговорах с матерью.
Полковник представился по фамилии – Сватов. И после этого присел подле, коснувшись меня своими коленями. Он сказал:
76 
