15 
Проклиная злодейку-судьбу вкупе с вороватыми французами, Влад натянул на себя одежду и побрёл прочь. Он решил отыскать рынок. Там он без труда сможет разжиться подпорченными бананами или яблоками.
* * *
Верблюд внимательно посмотрел Харитону в глаза и, задумчиво пожевав губами, плюнул ему в лицо.
Ерофеев отскочил в сторону, и, выхватив носовой платок, принялся с отвращением стирать с лица липкую жидкость.
Пьер Большеухов расхохотался в первый раз с тех пор, как он потерял сознание в кабинете нотариуса.
— Рад, что тебе весело, — недовольно проворчал Ерофеев.
— Ты был прав, — сказал Пьер. — Здесь действительно интересно.
— Как ты думаешь, он сделал это потому, что я русский? — задумчиво спросил Харитон.
— Было бы несколько странно подозревать верблюда в национализме, — заметил Большеухов. — Впрочем, чего не бывает. По-моему, это у тебя навязчивая идея.
— В французов он почему-то не плюётся, — упрямо сказал Ерофеев, — а в меня плюнул.
— Откуда ты знаешь? — удивился Пьер. — Может он и в французов плюётся?
— Сейчас мы это выясним, — заявил Харитон, усаживаясь на скамейку неподалёку от вольера с верблюдом.
Через час терпение Большеухова истощилось.
— Похоже, эта проклятая тварь больше не собирается плеваться, — сказал он. — Ни в французов, ни в немцев, ни в итальянцев, ни в русских.
— Русские здесь только мы, — заметил Ерофеев. — Давай подойдём к вольеру и посмотрим, плюнет ли он в нас.
— Ну уж нет! — возмутился Пьер. — Я за последние дни и так пережил достаточно потрясений. — Не хватало ещё, чтобы меня оплёвывал верблюд-русофоб.
— Ага! Я же говорил! — воскликнул Харитон. — Ты тоже считаешь, что он плюётся только в русских.
— Ничего я не считаю! — возразил Большеухов. — Он и плюнул-то всего один раз, может по чистой случайности.
— Сейчас мы проверим, была ли это случайность, — сказал Ерофеев, и, подойдя к вольеру, состроил верблюду страшную рожу.
Пьеру показалось, что морда верблюда растянулась в усмешке. Затем "корабль пустыни" втянул ноздрями воздух и, презрительно фыркнув, выпустил в лицо Харитона новый заряд желтоватой пенистой слюны.
* * *
Около ресторана "Конь императрицы" Влад потерял сознание от голода.
Очнулся он в небольшой комнатке, пропитанной дурманящим запахом жарящихся бифштексов. Над ним склонилась неплохо сохранившаяся старушка лет семидесяти. В её взгляде Драчинскому почудилось что-то странное. Почему-то ему подумалось об упырях, водящихся вот в таких вот уютных маленьких европейских домиках. Голова у Влада кружилась. Страшно хотелось есть.
Старушка мило улыбнулась, и Драчинский с удовлетворением убедился, что клыков у неё не было.
— Какой симпатичный мальчик! Ты студент? — спросила по-французски старушка.
— Нет. Я из России. Я путешествую по Европе, — слабым голосом ответил Влад. — У меня украли все вещи и деньги. Я умираю от голода.
— О, бедный мальчик! — старушка сочувственно поджала губы. — Я обожаю Россию. Мой прадед когда-то воевал там в армии Наполеона. Он научился там играть в шестьдесят шесть. Я с ума схожу от этой игры. Ты умеешь играть в шестьдесят шесть?
— Умею, — кивнул головой Влад. — Только сейчас я способен думать только о еде.
— Ну конечно! — старушка вскочила с места. — Не беспокойся. Я накормлю тебя роскошным обедом. Лежи спокойно, не двигайся. Я всё принесу сюда. Кстати, меня зовут мадам Одиль. А как зовут тебя?
— Меня зовут Влад, — сказал Драчинский.
— Очаровательное имя, — восхитилась мадам Одиль. — Кстати, я могу даже петь по-русски. Мой прадед выучил эту песню в России.
Старушка гордо выпрямилась и, вскинув голову, запела с ужасным акцентом:
"Боже, царя храни,
Великий, державный…"
Мадам Одиль строевым шагом направилась на кухню.
"Царствуй на сла-а-ву,
На сла-а-ву нам!" — затихали вдали торжественные слова гимна.
"Боже, храни меня", — подумал Влад.
* * *
— Ты с ума сошёл! — сказал Большеухов. — Ты точно сошёл с ума.
— Вовсе нет, — возразил Ерофеев. — Просто я патриот. Мне надоело, что эти проклятые французы невесть что о себе воображают и считают Россию страной третьего мира. Ты только посмотри, что творится — даже паршивый французский верблюд нагло плюёт мне прямо в лицо. Я никому не позволю безнаказанно унижать мою страну.
15 
