209 
Мы привели эту заметку дословно – со всеми ее особенностями выспреннего стиля. «Бесследно исчез…» – сказано в конце. Но пути пылкого любовника и карателя нам известны.
Они вели его к той одинокой баррикаде, которая выросла на самых задворках великой империи, как возглас отчаяния людей, не желавших сдаваться после падения Пресни!
5
На крови рабочих, на подачках от жандармерии расфорсился поп-расстрига Георгий Гапон – востроносый. Ну и бес же был этот поп, человек-выкрутас – почти гуттаперчевый: пятками его к затылку приложи – не сломается, только гибче станет…
Министр Дурнов (хам!) настаивал на его аресте, а граф Витте берег от ареста для новых провокаций, Струве его высоко ценил, жандармерия платила ему, часть рабочих продолжала в Гапона верить, как в «батюшку-страдальца».
– Пострадал ты за нас, – горюнились бабы за Нарвской заставой, – теперича скитаешься, батюшка, негде головки тебе приклонить…
Правая рука Дурново – Рачковский, левая рука – Герасимов.
Эти волшебные господа залучили Гапона в роскошный ресторан у Донона. Жандармы были одеты в статское. Герасимов сказал:
– Да вы – гениальный человек, Георгий Александрович! И не спорьте, к чему это? Дайте я обниму вас, как друга…
Обнял и заодно проверил карманы: нет ли оружия?
Рачковский же сказал грубее:
– Поп не выдаст – свинья не съест!
И дружески хлопнул Гапона по заднице, чтобы проверить: нет ли револьвера в заднем кармане? Нет, не было. Герасимов глазами показал Рачковскому: мол, в пиджаке тоже оружия не имеется.
Тут пошел серьезный разговор – о рабочем движении, каков будет оклад у Гапона, об «освещении дел», потом жандармы дружно зашептали – один в левое, другой в правое ухо:
– России нужны такие люди, как вы. Мы уже никуда не годимся. Вы по праву займете наши посты. Только осветите, осветите… И взирайте на вещи шире, без партийной узости интересов, без верхоглядства революционеров. Шире надо смотреть, шире!..
На пепелище Москвы вскоре появился Гапон, навестил убежище, в котором скрывался его друг Петя Рутенберг; Рутенберг был поражен элегантностью Гапона… Сидеть дома было скучно.
– Поехали к Яру! – сказал Гапон, загоревшись.
– Да ты спятил: меня же там сразу арестуют.
– Чепуха! Пока я с тобой, тебя пальцем не тронут. Едем…
Уговорил – поехали. Вот и Пресня: обгорелые скелеты домов, торчат печные трубы разрушенных очагов, воют одичавшие кошки, в узлы закручены железные кровати. Гапон всю Пресню проехал молча.
Потом по-бабьи щупал рукав пальто Рутенберга:
– Хочешь, я тебе новое пальто куплю? Лучше качеством…
В ресторане Яра эсер прятался по углам, а Гапон тащил его в общий зал – прямо на люди, в блеск огня.
– Пойдем, – уговаривал. – Там музыка, там светло, там пахнет сытым женским телом. Нельзя смотреть на мир так узко. Смотри шире – без узости партийных интересов! Вот и дамы…
Вытащил Рутенберга в зал, пил и плакал, говорил шлюхе:
– Александра Михайловна, пожалейте меня, горького сиротинку. Можно голову положу вам на теплые воздушные колени?
Но Рутенберг был дяденька ушлый: сразу заметил, что Гапон, время от времени надевая пенсне, пристально всматривается в блеск пьяного зала. Нет, не женщин изучал он, – там сидели агенты Рачковского. И вдруг Гапон сам заговорил: стал рассказывать о своем свидании с вице-директором департамента тайной полиции, говорил о деньгах, какие и сколько получены…
– О тебе меня тоже спрашивали, – сказал Гапон.
– Ну?
– Ничего, тебя хвалили, ты, говорят, мужчина серьезный. Только кутишь много… Видать, тоже деньги нужны. А твой брат в «Крестах» сидит. Хочешь, освобожу его? Я могу…
На следующий день, проспавшись с похмелюги, Гапон сказал:
– Ты да я, вот вдвоем и будем дела вертеть… Тебя Рачковский повидать хочет. Ты шире смотри на вещи. Они люди неплохие, даже хорошие. А ты бы видел, как они едят! Ну-у, брат, нам и не снились такие кушанья. А как пьют… И не пьянеют!
– Я подумаю, – ответил Рутенберг. – А сколько он даст? Мне нужно много. За двадцать пять тысяч я не пойду…
Вскоре граф Витте был поставлен в известность о новой провокации: открытие отделов гапоновского общества, легальность, связи и прочее… Все это заводило далеко!
– Пока, – сказал Витте, раздумывая, – не беспокойте с Гапоном его величество. Его величество ныне слишком занят…
Да, пока Гапон уламывал Рутенберга, государь был занят, раздавая награды карателям. Особого внимания удостоились семеновцы, подавлявшие восстание в Москве. Но вот в списках, представленных адмиралом Дубасовым, мелькнуло дотоле неизвестное имя капитана князя Чичикадзе.
209 
