Особенно,... 
172 
В ответ еле расслышанный голос Василевского:
— У вас еще ничего, а со стороны Чугуева немцы нажимают сильнее. Помните, что врага надо остановить на Купянском шоссе, иначе они проскочат и дальше, и это недопустимо…
Москаленко грубо пихнул трубку связисту, выругался:
— А! Много они сейчас там, в Москве, понимают Странно перебирать немецкие фотографии того времени: Паулюс, без фуражки, рот постоянно перекошен в разговоре — он что-то доказывает своим офицерам, в чем-то их убеждает, он явно озабочен, и ни разу его лицо не осветилось улыбкой… Наступление его армии вступало лишь в первоначальную стадию оперативного развития. Паулюс в этот день мог похвастать лишь энергичным нажимом на Волчанск, а правые фланги его армии терялись на изюмском направлении. Но эти скромные результаты давались ценою адского напряжения пехоты и моторов, а фон Кутновски, его квартирмейстер, доложил:
— Что у вас тут творится? Такое впечатление, что передовые цепи попали в мясорубку… потери немыслимые с первого дня!
Конечно, немецкая организованность работала четко, и там, где дело касалось подвоза боеприпасов или воздушной поддержки с воздуха — там перебоев не возникало, но к вечеру и она дала первую осечку. В самом неожиданном месте — вдруг кончился морфий в передовых лазаретах обработки раненых. Генерал-лейтенант Отто Ренольди, начальник медицинской службы 6-й армии, срочно выехал туда, и его встретили вопли искалеченных.
— Если в Германии нет больше морфия, — орал фельдфебель с оторванной ногой, так, наверное, еще найдется пуля, чтобы прикончить меня сразу.
Один гренадер не выпускал из руки гранату:
— Я взорву себя и всех вас! — кричал он. — Воткните мне шприц, или я сейчас угроблю всю вашу контору…
На узких носилках тихо стонал обгоревший танкист:
— О, майн готт! О, моя Даниэлла, о, мои дети…
Слова очевидца: «Я наглядно ознакомился с кровавой палитрой полевой хирургии… самое тяжкое впечатление от попавших в зону минометного обстрела».
В операционной палатке хирург с сигарой в зубах задержал скальпель над развороченной раной, когда увидел генерала Ренольди.
— Ну, что? — спросил он. — Вошли мы в Купянск?
— Не пройти, — отвечал Ренольди.
— Сотня трупов на одном этом шоссе… Мы их держим в штабеле, надеясь свалить на кладбище в Купянске.
— Зарывайте здесь… у шоссе, — отвечал Ренольди. — Сейчас настал такой момент, когда не до церемоний…
К ночи разразилась гроза, хлынул оглушительный ливень
Начался отход наших частей, сильно поредевших, измотанных динамикой суточного боя. Колеса телег застревали в глубоких лужах, лошадиные копыта слякотно вырывались из раскисшей грязи. Слышались приглушенные разговоры:
— Чует сердце, живым нам отсель не выбраться.
— Опять назад… Ну, сколько ж можно?
— Хана! И закрепиться не знаешь где — степь.
— Э, братцы! Зато в лесу-то как хорошо.
— Хоть бы зима поскорее, чтобы мороз…
— Дурень! До зимы-то еще дожить надо…
Утром фельдмаршал Рихтгофен засыпал отступающих не только бомбами, но и листовками на разноцветной веленевой бумаге, из которой не скрутишь цигарки и даже не подотрешься, ибо бумага у немцев — первый сорт, только бы стихи писать на такой… На этот раз вражеское командование обращалось не к ним, бойцам, а через их голову — прямо к политическим комиссарам, дружески советуя верно оценить обстановку и уговорить своих солдат сложить оружие.
— Совсем уже спятили! — говорили красноармейцы. — Вчера комиссар талдычил «ни шагу назад», а теперь в плен, что ли, зазывать станет…
14 июня танки Паулюса прорвались у Волчанска. На раскладном штативе стола в походной палатке Паулюса запрыгала штабная «лягушка» (телефонный аппарат зеленого цвета, связующий его палатку даже ОКХ в Цоссене, даже с ОКБ в «Вольфшанце»). На этот раз звонил Артур Шмидт:
— Хочу напомнить, чтобы вы в горячке событий не забывали об оперативном совещании в Харькове, которое взялся вести сам Штумме — наша «шаровая молния».
— Благодарю, Шмидт, — вялым голосом отвечал Паулюс. — Но я не тот человек, который забывает о том, что необходимо исполнить. Русские опять отходят и возникла пауза, а действие противника слабеет. Мне уже расстилают походную койку… сейчас я рухну и буду спать, как убитый!
22. Пропавший самолет
Представьте, война закончилась нашей победой и весь мир блаженно вдыхал долгожданную тишину., 17 июня 1945 года группа наших офицеров въехала в люксембургский городишко Бад-Мондорф, где американская администрация устроила им свидание с Кейтелем, ожидавшим суда в Нюрнберге.
172 
