— И все?
— Все…
Контр-адмирал не помнит, сколько он спал. Сон был тяжелый, как удушье. Все время почему-то снилась карта, пересеченная карандашной чертой курса, который вел прямо на минное поле. Хотелось позвать штурмана, сказать, что курс гибельный, но… тело куда-то плыло, покачивалось, в ушах стоял плеск воды, потом вдруг бешено загрохотали колокола громкого боя…
Игнат Тимофеевич вскочил с постели, механически — по нажитой привычке — стал искать сапоги, чтобы бежать на мостик. Но вместо тяжелых штормовых голенищ нащупал мягкие домашние шлепанцы, и звонили совсем не колокола.
Он встал, накинул шинель, прошел в прихожую:
— Кто?
— Рассыльный, товарищ контр-адмирал… Приказано передать на словах, что катер ждет у восьмого пирса в губе Ваенга.
— Добро, можете идти.
И, закрыв за матросом дверь, Сайманов стал быстро одеваться.
…Было время ночного отлива — берег обнажал черные костлявые камни, полоса прибоя лохматилась ворохами морской капусты. Катер раскачивался где-то далеко внизу, и его мачта вычерчивала круги почти на уровне пирса. Цепляясь за обледенелые сходни, Игнат Тимофеевич спустился на палубу катера, где его ловко подхватил старшина.
— Можно заводить моторы, — разрешил контр-адмирал и сразу прошел под капот.
Взяв кружку, привязанную цепочкой к медному лагуну, он напился тепловатой, пахнущей хлором воды, мельком взглянул на себя в бортовое зеркало. Усталость последних бессонных ночей, проведенных за разработкой оперативных планов, конечно, должна была сказаться. И сказалась: глаза покраснели, кожа на лице стала какой-то серой, щеки ввалились глубже…
— Черт возьми, непорядок! — сказал Сайманов, и катерный рулевой невольно вздрогнул: он стоял за штурвалом, спиной к контр-адмиралу, а на спине у него как раз вылезла вата из дырки.
— Не успел зашить, товарищ контр-адмирал.
— Чего это?
— Да вот… ящики грузили, порвал нечаянно… Рулевой замолчал.
Сайманов, заметив прореху на спине матроса, внушительно заметил:
— Матрос должен сам следить за собой. Жен на флоте нету.
— Так точно, товарищ контр-адмирал!.. Нету!
Слегка улыбнувшись, Игнат Тимофеевич запахнул шинель, присел на дощатый диванчик. В моторном отсеке дробно затарахтел дизель, и стало видно, как под решетчатым настилом завращался гребной вал. По выпуклому окну рубки с прищелкиванием заелозила щетка «дворника», старательно вылизывая стекло от инея и брызг.
Рулевой, заранее кладя руль на борт, чтобы отойти от пирса, облегченно вздохнул:
— Ну, пошли!..
Старшина шагнул к рулевому, лениво ковырнул пальцем в дырке на его спине.
— Эва, — буркнул он, — на вас не напасешься, небось казенное, чего жалеть-то!..
— Старшина, не мешайте рулевому вести катер.
— Есть не мешать!..
Пролив скоро кончился, впереди распахивался простор взбаламученной ветром воды. Катер сильно тряхнуло, кружку сбросило с подноса — она закачалась на цепочке.
— Прибавить оборотов, — сказал Сайманов, ловя кружку.
Гребной вал, сотрясая решетку настила, загудел под ногами глухо и протяжно. Старшина осторожно присел напротив Сайманова; было видно, что он хочет что-то спросить, но стесняется.
— Ну, — сказал Игнат Тимофеевич. — Что?
— Да вот, товарищ контр-адмирал, позвольте задать один вопрос… Скоро ли у нас егеря гнать будут… Вот, пожалуй, и все. Простите, что побеспокоил…
— Скоро, товарищ, скоро! — сказал контр-адмирал. — Вот только страну Суоми надо из войны выбить. Кировскую железную дорогу освободить полностью, а потом и в Лапландии наступать можно…
Надвинув на нос щеголеватую мичманку, старшина неопределенно, скорее из уважения, согласился:
— Это, конечно, так…
Катер резко положило на борт. С минуту он шел накренившись, лохматая пена смачно хлестала по стеклам. Держась за вделанный в переборку поручень, контр-адмирал добавил:
— А ты не спрашивай! Будет нужно — тебе скажут… Катер, сбросив с палубы тяжелую воду, выпрямился. Всматриваясь в набегающую тьму ночи, рулевой доложил:
— Подходим к берегу. Прикажете вставать к третьему пирсу?
— Да, к третьему!..
И старшина, перекинув на подбородок ремешок своей мичманки, поднялся на палубу готовить швартовы… Когда контр-адмирал прибыл в штаб, ему сказали:
— С той стороны явился лейтенант Ярцев. Он имеет важные сведения…
— Добро! — ответил Сайманов, проходя в свой кабинет. Ярцев дремал в глубоком кресле, облокотившись на край стола.