Особенно,... 
150 
В первой части радиограммы Ирина Павловна сообщала, какие высокоарктические организмы выловлены, о том, что встречается много беспозвоночных и что некоторые виды рыбных особей обнаружены впервые.
Заканчивалась радиограмма так:
«Готовимся приступить к кольцеванию. Встречаются плавающие льды. Ветер до семи баллов. Состояние экипажа хорошее. Больных нет. Начальник экспедиции — Рябинина, шкипер судна — Сорокоумов…»
— Ну, ладно, выпьем за экспедицию, — сказал Вахтанг.
— Выпьем, — согласился Рябинин. А мне можно? — спросил Сережка.
— Вы ко мне? Пожалуйста…
Рябинин посмотрел на военного прокурора. Вид очень интеллигентный. Виски у него седые, на носу пенсне. «Хорошо, что не молокосос, — решил Прохор Николаевич, — пожилой человек, скорее поймет…»
Играя тонко очиненным карандашиком, прокурор торопливо выслушал Рябинина и ответил так:
— Видите ли, товарищ старший лейтенант, ваше адвокатство здесь попросту неуместно. Состав преступления для нас уже определился. Что бы там ни молол обвиняемый, но факты говорят против него, и он уже не сможет доказать свое алиби, как бы ни старался я это сделать…
— Извините, — вмешался Рябинин, — я насчет алиби ничего не скажу, потому как и слов таких не знаю. А вот парня этого знаю хорошо. Да и кому же знать его? Выходит, что вы лучше моего знаете, если говорите о нем так уверенно? Или же я, его командир, выходит, все эти годы ошибался в нем? Как змею на груди своей согревал?
— Ох, — вздохнул прокурор и отбросил от себя карандаш. — Вы думаете, что этот…
— Найденов, — хмуро подсказал Рябинин.
— Так вот, этот ваш Найденов скажет нам правду? Ну, допустим, что опоздал на корабль. А зачем же погоны спорол? Почему хотел бежать из-под ареста?
— Бежал… — сказал Рябинин. — Значит, на корабль хотел. Что ему здесь у вас делать-то?
— Знаем мы эти штучки, — ответил прокурор.
— Ладно. — Рябинин встал, застегнул шинель. — Скажите хоть, что ожидает моего матроса?
— В лучшем случае — штрафной батальон.
— А в худшем? — спросил командир «Аскольда».
Прокурор пожал плечами, Рябинин вышел в коридор, прижал к глазу кулачище, словно хотел втиснуть обратно в глаз одинокую слезу. «Сволочь!» — сказал он. — Что ты знаешь об этом парне?..» Старший лейтенант снова вернулся в кабинет прокурора.
— Слушай, начальник, — сказал он. — Мне бы повидать его надобно… Может, пустишь?
Пораженный таким обращением, прокурор разрешил свидание. Рябинина провели в камеру-одиночку, где сидел в ожидании приговора аскольдовец. Увидев командира, Найденов как-то скривился и вдруг расплакался — так страшно и так горько, что Рябинину поначалу пришлось утешать его:
— Ну ладно, ладно. Будет тебе, дурак…
— Прохор Николаевич, — сквозь слезы оправдывался матрос, — не виноват я… Опоздал, это верно… Но судить-то меня за что? Или я уж такой…
— Я не прокурор, а командир твой, — сказал Рябинин. — Ты мне обо всем, как на духу, поведай. Наверное, у какой-нибудь юбки застрял в тот вечер, когда мы без тебя ушли?
— Верно. Прозевал время. И… выпил еще перед этим.
— А когда ты с ней познакомился?
— Недавно, товарищ командир. Когда первый раз форму надел. Вот тогда и познакомился. Она — хорошая…
Рябинин, тяжело вздохнув, присел на лавку, смял в руке свой мясистый подбородок. Что ж, обычная история! Беда всех плавающих. Сидят, сидят на корабле, потом вырвутся на берег, и первая юбка — уже любовь! Даже винить за это нельзя. Моряки — такой уж народ. Они — романтики, все приукрашивают. И так редко они находят себе достойных подруг… Все делается у них как-то впопыхах, поглядывая на часы — как бы не опоздать.
— Ты ее… любишь? — спросил он.
— Очень, товарищ командир. Очень…
Рябинин, размахнувшись, поднес свой кулак к носу Найденова:
— У-у, сукин сын… Так бы вот и дал тебе в рожу! Ты зачем погоны спорол? О том, что бежал, я уж и не спрашиваю. Видать, башка тебе не дорога!
— А как же, товарищ командир. Спорол, потому что стыдно было. «Аскольд» в море, а я тут… Да и боялся к тому же. Вдруг патруль прицепится…
— Дурак! — закончил Рябинин, поднимаясь. — Теперь вот легче, кажись, гвоздь зубами из стенки выдернуть, чем тебя отсюда вытащить! Ведь прокурор-то прав! Дезертир ты или бабник — ему все равно. Корабль ушел на операцию без тебя — значит, преступление тобой уже совершено.
Найденов снова заплакал. Рябинин достал записную книжку и карандаш.
150 
