Выпучив глаза, Гассан продолжал изрыгать проклятия и клясть свою судьбу.
— Имя твоего связного? Как будут использовать взрывчатку?
Двести градусов.[20]
— Ладно! — закричал Гассан. — Я скажу. Вытащите меня! Пожалуйста!
— Что ты скажешь?
— Все. Все, что знаю. Имя. Вытащите меня!
Полковник Майк поднял руку, подавая сигнал охраннику, и подошел поближе к чану. Его лоб покрывала испарина.
— Кто заказчик?
Гассан произнес имя, которое Паламбо раньше никогда не слышал.
— Я передал лично ему. Он заплатил двадцать тысяч долларов.
— Куда ты доставил взрывчатку?
— В Женеву. Гараж в аэропорту. Четвертый этаж.
Плотина рухнула. Гассан начал говорить, информация хлестала из него, как вода из прорвавшейся трубы. Имена. Связи. Явки. Пароли. Хотя он не мог говорить быстро.
Паламбо все записывал на магнитофон. Затем он вышел из помещения, чтобы проверить данные, и через пять минут вернулся.
— Некоторые имена прошли проверку, но мы потратили слишком много сил.
— Так что же? Значит, есть еще вопросы для нашего выдающегося гостя? — спросил полковник Майк.
— Конечно есть, — ответил Паламбо. — Мистер Гассан давно в деле. А мы только начали.
Полковник Майк кивнул охраннику:
— Прибавь жару.
19
Джонатан доехал до Арозы за полтора часа. Миновав Постштрассе, он припарковался у гостиницы «Кульм», в трехстах метрах от «Белльвю». Симона, ссутулившись, сидела на пассажирском сиденье и курила.
— Тебе не стоит оставаться, — сказал Джонатан. — Лучше, если мы расстанемся. Дальше я справлюсь один.
— Я хочу остаться, — ответила она, глядя в окно.
— Поезжай домой. Ты выполнила свой долг. Ты протянула мне руку помощи, когда это было необходимо. Я не хочу нести за тебя ответственность.
Последняя фраза разозлила Симону.
— Никто тебя и не просит, — отрезала она. — До сегодняшнего дня я, вообще-то, была в состоянии присматривать за собой. Спасибо тебе большое.
— Что ты скажешь Полю?
— Скажу, что помогаю другу.
— То-то он порадуется, если ты позвонишь ему из тюрьмы. Ты все больше и больше погружаешься в трясину неприятностей.
Симона повернулась к нему, окинув сердитым взглядом. Ее щека в том месте, куда пришелся удар полицейского, стала пунцовой. Синяк сильно выделялся на фоне ее обычно безупречной внешности.
— А ты, ты сам что делаешь? Скажи мне, Джон.
Джонатан уже пообещал себе, что будет предпринимать какие-то шаги последовательно. Вообще-то, он понимал, что уже находится в бегах, но не из-за полицейских — честных или нечестных. Его пугало другое: правда.
— Пока не знаю, — ответил он.
Симона выпрямилась.
— Сколько у тебя братьев?
Вопрос застал его врасплох.
— Двое. И сестра. А что?
— Если бы беда случилась с кем-то из них, ты бы уехал домой?
— Нет, я бы не уехал.
— А вот у меня нет ни братьев, ни сестер, — продолжала Симона. — Я замужем за человеком, который относится к работе, как к любовнице. У меня только ученики и Эмма. И я не меньше тебя потрясена тем, что мы узнали. Если я могу хоть чем-то помочь, дай мне шанс. Я понимаю, ты волнуешься за меня, и, поверь, ценю это. Завтра я уеду в Давос к Полю. Наверняка к тому времени мы все выясним. Но если придется противостоять полиции, мне бы хотелось быть рядом с тобой.
Джонатан понял, что ему не отделаться от Симоны. Нельзя отрицать, что ее присутствие не помешало бы, если придется предстать перед капитаном полиции. Симона работала в престижной школе в Женеве, ее муж — уважаемый экономист.
Он наклонился и вытащил у нее изо рта сигарету.
— Ладно, ты выиграла. Но если остаешься, то бросаешь курить. А то меня уже тошнит от твоего курева.
Симона тут же достала другую.
— Allez,[21] я здесь подожду. — И поцеловала его в щеку. — Будь осторожен.
Опустив голову, Джонатан шел по улице, прикрывая рукой глаза, чтобы хоть немного видеть дорогу. Ветер неистово швырял в лицо снег. Джонатан свернул в переулок, ведущий к Постштрассе, затем вышел на дорогу через Арленвальд — лес у подножия горы. Здесь ветер был не такой сильный, и Джонатан пошел быстрее.
Уличные фонари остались позади, и дорога, по обеим сторонам которой росли высокие сосны и стройные, одна к одной, березы, теперь была почти не видна. Справа начинался крутой склон. Через несколько минут Джонатан вышел к гостинице с тыльной стороны здания и, утопая по колено в снегу, спустился по склону. Он остановился под деревьями, растущими как раз напротив его окон. Четвертый этаж. Ближайший к нему угол. Прямо около здания столетняя сосна соблазнительно раскинула ветви, почти касаясь балконов на третьем и четвертом этаже.