15 
— Сгинь!
В комнате мгновенно потемнело, в воздухе повис дым пополам с золой. Джек замер, недоуменно хлопая глазами.
В смутном свете дверного проема, скрестив руки на груди, стоял Бард.
— Не я ли объяснял тебе: умей остановиться вовремя!
Джеку показалось, будто ему отвесили пощечину.
— Да как ты смел загасить мой огонь! — негодующе завопил он. — Как ты посмел испортить мою работу! — Мальчик чувствовал, как сила струится вверх по его ногам и растекается, согревая, по телу. Его переполняла свирепая радость. Он способен на всё — на всё! — куда до него старому дураку, который даже оценить не в состоянии, с каким великим магом имеет дело.
Бард воздел посох.
— Прекрати, — угрожающе произнес он. — Если я способен прогнать Мару, явившуюся из-за моря, лучше тебе даже не знать, что я могу сделать с неоперившимся зазнавшимся птенцом.
Сила сгинула, словно ее и не было. Джек рухнул на пол. Он чувствовал себя так, словно остался один-одинешенек посреди темного моря, а повсюду бушуют жадные волны. А он — лишь жалкая букашка, цепляющаяся за обломок бревна. Да как ему только в голову пришло причинить вред тому единственному человеку, что пытался ему помочь?! Ну не дурак ли он? И Джек горько расплакался.
— Ну-ну, полно, полно, — смягчился Бард. — Да ты и в самом деле еще ребенок. Я слишком многого от тебя требую. Старик опустился на колени и положил руку на голову мальчика. А в следующий миг Джек почувствовал, как что-то накрыло его словно мягким одеялом. Такое теплое, такое надежное… Ему захотелось закутаться в это одеяло поплотнее — и даже носа наружу не высовывать.
— Слушай, дитя, — послышался негромкий голос старика — Ты должен сознавать пределы своей власти. В противном случае ты, чего доброго, причинишь немало вреда. Я наложил на тебя охранные чары. Пусть все блуждающие духи видят мой знак — и держатся от тебя подальше.
Больше Джек ничего не разобрал — хотя шум ветра смутно улавливал. Ощущение было такое, будто множество голосов перекликаются друг с другом. А еще он слышал потрескивание дров в очаге и чувствовал тепло от огня — самое что ни на есть настоящее тепло, а вовсе не обманный жар гнева.
Долгими зимними вечерами Джек то и дело бегал к поленнице, таская в дом собранный за лето плавник. В ту пору Бард рассказывал ему всевозможные истории — и требовал, чтобы в очаге, не угасая, уютно потрескивал огонь.
— Это страшные повести, — говорил он. — И рассказывать их следует при свете, в компании добрых друзей, развеселившись сердцем.
Как можно рассказывать страшную повесть, развеселившись сердцем, для Джека оставалось загадкой, но спорить он не смел.
— Если ты обучался в Ирландии, господин, то как же ты повстречался с… хм… ну, этим северным королем? — дерзнул как-то раз спросить Джек.
— С И варом Бескостным?
— Ну да — Джеку ужасно не хотелось произносить это имя вслух. Как кошмарно оно звучит! Словно длинный, зеленый червяк, шурша, ползет по болоту.
— Я был молод и глуп, вроде как ты сейчас, — сказал Бард. — Я уже заслужил арфу в школе бардов и был награжден Золотой Омелой. Я ведь тебе об этом уже рассказывал?
— Да, господин.
— Я был готов к приключениям — и приключение меня настигло: с глупцами оно всегда так бывает. В школу бардов прибыл воин с севера. Он просил, чтобы кто-нибудь из бардов поехал вместе с ним в замок его повелителя. Такая честь! Хродгар был могучим королем, владыкой золотого чертога. Второго такого не нашлось бы во всём мире!
В громадном чертоге — размером с сотню домов, вместе взятых, — пировали храбрые воины и прекрасные воительницы. В одном только очаге поместился бы целый дуб. Хродгару и щедрости было не занимать. Он одаривал своих дружинников золотыми кольцами и угощал на славу всех, кто искал приюта под его кровом. Одного только недоставало королю Хродгару — первоклассного барда. А я, часом, не упоминал ли, что меня наградили Золотой Омелой за особые отличия в чародействе?
— Да, господин, упоминал, — кивнул Джек.
— Так что сам видишь, если кому и причиталась по праву подобная честь, так это мне. Мысль о долгой дороге меня не пугала. Нам, бардам, к разъездам не привыкать. Я отплыл в королевство Хродгара — и убедился, что даже самые восторженные хвалы не воздают ему должного. Золотой чертог сиял и лучился светом точно гигантский маяк посреди глухой пустоши.
Джек слушал, затаив дыхание. Римскую виллу сотрясала зимняя буря, далеко внизу, на прибрежной полосе, грохотали камни — словно гремело щитами многотысячное войско. Как бы тщательно Джек ни затыкал щели вереском и шерстью, ветер всё равно просачивался внутрь. Угли в очаге вспыхнули ярче, и по стенам заплясали красные сполохи.
15 
