Особенно,... 
126 
Прячась от бомб, разносивших город, Бетховен сидел в подвале, обложив голову подушками, чтобы спасти от разрушения остатки гениального слуха. Знаменитый Йозеф Гайдн умирал, к нему пробрался французский гусар Сулеми, в утешение композитору он исполнил арию на его музыку.
– Это прекрасно! – благодарил Гайдн. – Но музыкальное сопровождение из бомб и ядер ни к черту не годится…
Во дворце Шенбрунна император с факелом в руке ходил по картинным галереям, рассматривая древние портреты Габсбургов, и удивлялся: как эти шлепогубые и длинноносые много веков держали мир в страхе? В парках Пратера умирали раненые лошади. В музыкальных киосках солдаты распивали бочки с вином. В ресторанах победители играли на бильярде. Солдаты рубили на дрова фруктовые деревья. Окна в домах были выбиты, двери сорваны. Наполеон часто взирал на другой берег, где пылали костры вражеской армии… Дунай возле Вены – немыслимая путаница протоков и островов, средь которых остров Лобау был главным, отсюда уже рукой подать до Асперна и Эсслингена, где засели австрийцы. На лодке император поплыл утром на Лобау; разделяя с ним опасности, на веслах сидел русский военный атташе полковник Александр Чернышев, которому Наполеон почему-то всегда доверял.
– Моя армия, – признался он Чернышеву, – уже не та, что была при Аустерлице: краткий штыковой удар ва-банк я вынужден заменять продолжительной канонадой… увы!
Бернадот вел из Дрездена саксонскую армию, он удачно отразил нападение эрцгерцога Карла. Но успеха еще не было. По реке плыли горящие барки и даже ветряные мельницы, которые Карл спускал вниз по течению – как брандеры, и они сокрушали переправы, наведенные французами. Массена уже разворовал казенные деньги, однако Наполеон простил ему все за геройское поведение при штурме Асперна:
– Смотрите, все смотрите на Массена! Кто не видел Массена при Асперне, тот вообще ничего в жизни не видел…
Окопов не было: французы сооружали брустверы из трупов. Маршал Ланн с небывалым мужеством штурмовал Эсслинген и, наверное, взял бы его. Но вражеское ядро разворотило ему оба колена сразу. Дико кричащего от невыносимой боли, его потащили на ампутацию. Наполеон требовал от врачей:
– Оставьте моему льву хотя бы ногу!
– Какие ноги? Отрежем обе под самый пах…
Наполеон заметил внимание на лице Чернышева.
– Да, времена переменчивы, – сказал он. – Вы же сами видите, что австрийцев не узнать…
Все летело кувырком, все усилия были напрасны. Генералиссимус Карл разгромил французов, они спасались на острове Лобау. Пылающие барки врезались в понтонные мосты, тараня их, воспламеняя их, и Массена с трудом собрал войска на «пятачке» Лобау. Артиллерия австрийцев обкладывала так густо, что труп лежал на трупе.
– Сомкни ряды… стоять! – командовал Массена, потом сказал Чернышеву: – Зачем мне все это сдалось? Я давно мог бы жить – кум королю, а вместо этого… сами видите!
– Что он вам наболтал? – спрашивал Наполеон.
– Массена фырчит… как всегда, – ответил Чернышев.
– Чтобы он не фырчал, делаю его герцогом Эсслингенским, и пусть он держит Лобау, пока не сдохнет…
Как он ни выкручивался в своем бюллетене для «Монитора», парижане и вся Европа поняли: непобедимого побеждают. Народам Европы казалось, что близок час их освобождения.
Бертье сообщил, что Ланн еще жив:
– Он желает что-то сказать. Очень важное…
Наполеон опустился на колени перед постелью, на которой лежал не человек – обрубок человека. Сын конюха, маляр по профессии, он умирал в чине маршала с громким титулом герцога Монтебелло. Императора затрясло от рыданий:
– Ланн, это я… твой генерал Бонапарт!
– Ты нашел меня пигмеем, а сделал гигантом, – сказал Ланн. – Я умираю… смерть. Прошу тебя, Бонапарт, дай покой Франции… Аустерлиц, Йена, Эйлау… наконец, и эта Сарагоса… Где конец, Бонапарт? – спросил Ланн. – Ты уже велик… я умираю… Не хватит ли того, что ты получил? Если не щадишь свою славу, пощади Францию… людей!
– Ланн, я спасу тебя… чего ты хочешь?
– Похорони меня с другом, он… рядом…
В соседней комнате лежал мертвец. Наполеон откинул косынку с его лица. Это был Буде – тот самый Буде, атака которого спасла от поражения при Маренго.
– А кто вон там, в углу? – спросил Наполеон врача.
– Можете взглянуть. Полковник Жак Уде… Странная смерть: он изрешечен пулями, и все пули – в спину.
– Ничего странного, – ответил император.[15]
126 
