Александрина оторвалась от зеркала, легкой походкой пересекла всю комнату из угла в угол. Ее фигуру обтягивал фиолетовый муслин, под тяжелой шапкой черных волос блестели громадные глаза креолки. Она сжала кулачки перед мужем:
– Зачем? Зачем ты отказался ехать в Россию? Моро, ах, Моро… неужели мы осуждены умирать здесь?
– Зачем же здесь? Я хочу умереть во Франции…
Это вернулся из странствий Виктор Лагори!
* * *
Он не очень-то охотно рассказывал о себе:
– Хотел разбогатеть! Думал – страна богатая, а почему бы и нет? Повидал много, но вернулся нищим. Помоги мне… Я обязательно должен быть во Франции!
Моро догадывался, какой червь точит сердце этого хорошего человека, но возражать ему не стал.
– Пожалуйста, – сказал он со вздохом. – Деньги я переведу на банкирский дом Шрамма в Гамбурге. Будь осторожнее. Не горячись напрасно. Чтобы запутать полицию, открой счет в банке Перрего… Где ты остановишься в Париже?
– На окраине. В доме монахинь-фельянтинок.
– Ты мало похож на монаха.
– Но там живет с детьми и мадам Софи Гюго.
– Я так и думал, – сказал Моро, – и понимаю твое желание разбогатеть. Очень рад, что ты остался бедным…
– Но почему, Моро?
– Бедные осторожнее богатых… Понял?
В нем была житейская мудрость, которой, возможно, и не обладал Лагори. Вскоре после его отплытия из Америки Моро привел в дом негритянского мальчика.
– Негодяи линчевали его отца, с трудом я вырвал его из рук злодеев. Смотри, он еще трясется от ужаса. Пусть он останется с нами и заменит нам сына.
Александрина с детства видела черных только рабами и быть приемной матерью негритенку не пожелала:
– Пхе! Но если ты хочешь, я буду с ним добра.
Мальчика звали Чарли; он быстро освоился в доме своего «босса», сдружился с его дочкой, а однажды сказал:
– Господин, наденьте на меня красивый ошейник, какой носит наш Файф, тогда никто из белых меня не обидит.
– Ты не собака, Чарли, – ответил Моро. – Помимо Америки есть и другие страны, где тебя никто никогда не обидит…
Непостижимо быстро Чарли заговорил по-французски. Но мальчик не знал, что ему предстоит освоить еще один язык – русский, и тогда вся его жизнь повернется в иную сторону…
2. Ампир – империя
Чем выше восходила звезда Наполеона, тем все выше поднималась и женская талия. Ему так нравилось! После Тильзитского мира пояс перехватывал бюст уже возле подмышек, и дальше поднимать его было некуда. Не скоро еще (после Венского конгресса) талия женщин стала возвращаться на то естественное место, где находится и поныне. Но встреча двух армий в Тильзите наглядно отразила разницу между празднично-карнавальным антуражем войска Наполеона и тусклой обыденностью русской формы. В 1808 году Александр ввел эполеты, хотя офицеры встретили это новшество с явным недовольством, в блеске новых мундиров усматривали «французские ливреи».
– Но мы же не швейцары, – говорили они…
Федор Пален морозным утром вернулся в Петербург.
Россия вступала в войну со Швецией, чтобы укрепиться на Балтике, в морях по-прежнему разбойничала Англия, Наполеон вторгся в Испанию, короли Португалии спасались от него в Рио-де-Жанейро. Александр спросил Палена, каковы его политические выводы из посещения Америки, и молодой камергер, далеко не глупый человек, ответил: «Именно нашими днями следует датировать начало эпохи, наиболее благоприятной для Америки, которая выходит из своей летаргии…» По мнению Палена, нападение Наполеона на Испанию и Португалию вызовет скорый развал их южноамериканских колоний:
– Очевидно, там возникнут новые государства, а уж Мексика-то первой возьмется за оружие… Осмелюсь напомнить, что Моро, вхожий в семью президента, дал мне понять, что Штаты нуждаются в более прочных связях с Россией.
– Джефферсон писал мне… благодарю, граф.
Разговор окончен. Александр принял Румянцева, сказав, что обстановка после Тильзита уже не требует спешного прибытия Моро, и потому его отказ от русской службы не слишком-то огорчителен для Петербурга. Румянцев перешел к насущным делам: Наполеон брата своего Жозефа, словно редьку какую, с престола в Неаполе пересаживает на престол в Мадриде, а в Неаполе королем будет принц Мюрат.
– Им кажется, что они играют в шахматы: король сюда, королева туда… Кто годится в консулы для Филадельфии? – Румянцев назвал коллежского асессора Андрея Дашкова. – Готовьте его в дорогу, – велел император. – А графа Федора Палена мы отправим посланником в Вашингтон…