31 
Она замолчала, надеясь, что рассказ выглядит правдоподобно.
– Откуда на твоем теле взялись синяки?
В глазах девушки блеснули слезы.
– Хозяин каравана жестоко избил меня за непокорность.
Бедуин сочувственно кивнул.
– Счастье, что Ясин тебя нашел. Когда окончательно окрепнешь, тебя проводят в Багдад.
Зюлейка покачала головой.
– Мне незачем возвращаться в Багдад. Меня никто не ждет. Если позволите, я останусь с вами.
– Мы не принимаем чужаков, – сказал Абдулхади. – Храним чистоту рода и обычаев. Ты можешь жить среди нас, пока не поправишься. Потом тебе придется уйти.
Зюлейка не могла спорить. Она поблагодарила шейха за спасение и приют и, когда он ушел, устало закрыла глаза. Куда идти? Что делать? Она была свободна и вместе с тем заперта, словно, в клетке.
Прошла неделя, потом вторая. С каждым днем девушка чувствовала себя все лучше. Ожоги и ссадины зажили, вернулись силы. Душевная боль начала отступать. Тошнота, мучившая Зюлейку в первые недели беременности; прошла. Девушка радовалась солнцу, радовалась жизни. Все было, как прежде, кроме одного: в ее теле рос ребенок. Рано или поздно бедуины поймут, что с ней происходит. И что она им скажет? Что у нее есть муж? Тогда где он? Шейх Абдулхади поверил ее словам, и если выяснится, что она солгала, его приговор будет суровым. Глава племени эль-караб был честным человеком и того же требовал от своих подданных.
Зюлейке нравились эти простые, не таившие своих мыслей люди, и, судя по их отношению к ней, она тоже пришлась им по душе. Как и бедуины, девушка с раннего утра принималась за дела. Ходила за водой с позеленевшим от времени кувшином, лепила кизяки, выбивала кошмы, рубила саксаул, доила верблюдиц и коз. Как и они, ела пропахшие дымом лепешки, сладкие финики, пила кислое молоко. Постепенно Зюлейка привыкла к жаре, которая, по словам иных путников, «сжигала мозг и размягчала сталь».
Суровая, жестокая, не ведающая жалости пустыня была их домом. Они исходили ее вдоль и поперек в поисках оазисов, пригодных для жизни людей и скота. Любой, не знающий ни одной буквы кочевник читал пустыню как открытую книгу. Он мог угадать по следам, кто и когда проходил по пескам: верховые или вьючные верблюды, воины враждебного племени или мирные купцы.
Кочевники называли себя «людьми домов из волоса» – черных шатров, полотнища которых ткались из верблюжьей шерсти, – и не понимали «людей высохшей глины» – тех, кто жил в глинобитных хижинах и навсегда привязал себя к земле.
Зюлейка часто видела молодого бедуина, который спас ей жизнь. Обычно он останавливался и смотрел на девушку, но никогда не подходил и не заговаривал с ней.
Как-то раз одна из молодых кочевниц по имени Фатима сказала Зюлейке:
– Ты нравишься Ясину, глаз с тебя не сводит!
Зюлейка улыбнулась.
– Он до сих пор не сказал мне ни слова!
– И не скажет. Он не говорит. И не слышит. Таким родился. С ним можно объясняться только жестами. Когда-то Айшу, его мать, украли чужие воины, потом нашим удалось ее освободить, а через девять месяцев она родила мальчика. Старики долго спорили, но все же решили оставить женщину в племени, поскольку она не была виновата в том, что произошло, – сказала Фатима и закончила: – Ни одна девушка не идет замуж за Ясина, хотя он красивый и сильный парень. Правда, бедный: после смерти Айши почти ничего не осталось, а отца у него не было.
Зюлейка тайком вздохнула. У ее ребенка тоже не будет отца. Скорее всего, Амир уже женился на другой, богатой и знатной девушке, которая не была так глупа, чтобы безоглядно отдать свою честь, как это сделала она. Зюлейке вновь стало страшно. Даже если случится чудо и бедуины позволят ей остаться, как она объяснит появление ребенка? Они сочтут ее распутной и прогонят прочь!
Вскоре после разговора с Фатимой Абдулхади позвал Зюлейку в свой шатер. Она пошла, уверенная в том, что ей велят покинуть племя.
Шейх сидел на кошме в окружении выцветших подушек и потертых ковров. Кочевникам была неведома роскошь, они заботились лишь о самых необходимых удобствах и исчисляли богатство количеством скота. Больше всего на свете ценили не золото, а воду.
– Входи, – приветливо произнес Абдулхади, увидев девушку. – Садись. Выпьешь молока?
В Багдаде такое было невозможно, там между теми, кто облечен властью, и простыми людьми пролегала пропасть. Но Зюлейка успела привыкнуть к обычаям бедуинов. Она поблагодарила и села.
31 
