Последние отзывы

  27  

Ми-до-ре счел своим долгом сказать мне об этом, ибо я имел неосторожность пожаловаться, что после выпавших на мою долю испытаний мне будет нелегко вновь очутиться в обществе людей и животных — настолько отвратили меня от них все до-си-ре, которых я изучил через фаремидосийские приборы. На мой естественный вопрос, каким же образом я попаду обратно на Землю, Ми-до-ре снисходительно улыбнулся и заметил, что уж об этом я могу совершенно не заботиться — он все берет на себя.

В тот же день с замиранием сердца и с щемящей тоской в душе я попрощался со всеми соль-ля-си, с кем имел счастье познакомиться за время пребывания в Фа-ре-ми-до. Ми-до-ре усадил меня в машину и заставил принять какой-то порошок, чтобы я заснул и не почувствовал тягот долгого пути. Очнувшись от глубокого сна, я увидел, что нахожусь на скале один — Ми-до-ре уже не было рядом. Я огляделся и понял, что снова нахожусь на Земле. Воспоминание о днях, проведенных в Фа-ре-ми-до, то и дело всплывало предо мной как далекий, чудный сон. Я опустил голову на камень и горько заплакал.

Вечером того же дня один норвежский крестьянин напал на мой след. Я узнал, что нахожусь неподалеку от Христианин, на нейтральной земле, и мне ничего не стоило добраться до границы. Было весьма сомнительно, однако, смогу ли я получить визу для возвращения на родину, ибо нейтралитет Скандинавских стран раздражал мою горячо любимую Англию, находящуюся в состоянии войны с Германией. Норвежец чрезвычайно удивился тому, что меня нисколько не интересует ход мировой войны за истекшие полтора года: не волнует, кто какие территории занял, сколько людей погибло, сколько захвачено в плен, сколько умерло от тифа и других эпидемий, сколько сбито аэропланов, сколько разрублено городов, кого из генералов наградили и кого сместили с высоких постов.

Не буду докучать читателю ни подробностями моего возвращения домой, ни описанием того, с каким трудом я свыкался с невыносимыми теперь для меня формами общения с до-си-ре, то бишь людьми. Первое время, когда я в ужасе отшатывался от протягиваемых ко мне рук или при виде любого приближающегося живого существа, на меня смотрели как на сумасшедшего. Врачи поставили диагноз: «Идиосинкразия». Откуда им было знать, что, живя на Фа-ре-ми-до, я привык считать все живое заразной болезнью, малейший контакт с которой чреват смертельной опасностью? Я не спорил с ними. Я терпеливо стал ждать дня освобождения, веря в обещание Ми-до-ре взять меня к себе, как только я буду готов для такой чести. С тех пор я с какой-то особой надеждой и затаенной радостью смотрю на синее небо и читаю в его добрых и теплых глазах, которые люди почему-то называют Солнцем, поддержку: обо мне помнят там, наверху, и никогда не забудут.

По земному счислению мое путешествие на Фа-ре-ми-до длилось всего лишь около полутора лет: восемнадцатого января 1916 года я прибыл в Христианию, а две недели спустя, второго февраля, уже был в Редрифе, где застал свою жену и детей в добром здравии.

КАПИЛЛАРИЯ

Шестое путешествие Гулливера

Мужчина и женщина — как им понять друг друга? Ведь они желают противоположного: мужчина женщину, женщина — мужчину.

Я испытываю особое удовольствие от того, что на мою долю вновь выпало счастье издать и представить читателю рассказ о шестом, до сих пор не известном путешествии Гулливера. Мистер Джонатан Свифт, мой выдающийся предшественник, которому принадлежит честь открытия и публикации рукописного наследия Гулливера, двести лет назад выпустил под общим названием «Путешествия Лемюэля Гулливера» записки о четырех его путешествиях в Лилипутию, Бробдингнег, Лапуту и в страну гуигнгнмов. Около двух лет назад в мои руки попала (к сожалению, лишь во фрагментах) копия неизвестной рукописи Гулливера о его пятом путешествии. Я издал ее тогда под названием «Путешествие в Фа-ре-ми-до». Друзья великого путешественника и приверженцы его богобоязненных взглядов наверняка помнят эту книгу, которую хотя и нельзя сравнить по изложенным в ней географическим и этнографическим сведениям с бессмертными произведениями Стэнли, Нансена или Вамбери, но, однако, благодаря пронизывающему все ее содержание пламенному патриотизму можно смело причислить к тем книгам, которые любой педагог безбоязненно рекомендует молодежи как в познавательных, так и в общественно-воспитательных целях, что само собой составляет неоспоримое достоинство всех известных нам сочинений Гулливера.

  27