5 
Повисла пауза. Мне показалось, что женщины не собираются мне отвечать.
— Я Мириам Феррис. Авраам — мой муж, точнее, был им.
Мириам хотела было протянуть мне руку, но застыла в нерешительности.
— Дора — мать Авраама.
Дрожащая рука опустилась на колено Доры.
— Я поняла, что наше присутствие при вскрытии не допускается. Мы ничего не можем поделать. — Голос Мириам звучал хрипло и печально. — Это все так.
Молодая женщина замолкла, продолжая смотреть на меня.
Не придумав чего-нибудь утешительного, бодрящего или просто успокаивающего, я использовала стандартную фразу:
— Разделяю вашу боль от потери любимого человека.
Правая щека Доры судорожно дернулась. Ее плечи опустились, голова поникла.
Я подошла, присела перед ней на корточки и положила свои руки на ее.
— Почему Авраам? — задыхаясь, произнесла она. — Почему мой единственный сын? Матери не должны хоронить своих детей.
Мириам проговорила что-то на иврите или на идише.
— Как может Бог допустить подобное?..
Невестка снова сделала ей какое-то замечание.
Дора поглядела в мою сторону.
— Почему он не забрал меня? Я старая. Я готова.
Ее морщинистые губы дрожали.
— На эти вопросы нет ответов, мэм. — Мой собственный голос тоже стал хриплым.
Слеза капнула с подбородка Доры на мой большой палец. Я опустила глаза на маленькое мокрое пятнышко. И сглотнула.
— Могу я предложить вам чай, миссис Феррис?..
— Было бы неплохо, — ответила Мириам. — Спасибо.
Я сжала руку Доры. Хрупкие кости и сухая кожа. Остро чувствуя собственную беспомощность, встала и протянула Мириам визитку.
— Буду наверху следующие несколько часов. Если что-нибудь понадобится, звоните, не стесняйтесь.
Выходя из комнаты ожидания, я заметила одного из бородатых наблюдателей в другом конце коридора. Он не дал мне пройти, преградив дорогу.
— Это было очень любезно с вашей стороны.
Бородач обладал довольно своеобразным дребезжащим голосом, как у Кении Роджерса, исполняющего «Люсиль».
— Одна женщина потеряла сына. Другая — мужа. Я видел вас там. Несомненно, вы умеете проявлять сострадание. Вы человек чести.
Человек чести?..
Мужчина полез в карман, вытащил оттуда конверт и протянул мне:
— Вот здесь — причина смерти Авраама Ферриса.
2
В конверте лежала всего одна черно-белая фотография, на которой красовался скелет. Я перевернула фото. Выведенная черным карандашом дата — октябрь, 1963, и смазанная подпись: «Н de 1 H» — или что-то вроде этого.
Я вопросительно посмотрела на мужчину, преградившего мне дорогу. Ни малейшей попытки объяснить.
— Мистер…
— Кесслер.
— Почему вы показываете это мне?
— Верю, что здесь скрыта причина смерти Авраама Ферриса.
— Вы повторяетесь.
Кесслер явно нервничал. Скрестил руки на груди. Опустил их. Вытер ладони о брюки. Я ждала.
— Феррис говорил, что он в опасности. — Кесслер ткнул четырьмя пальцами в снимок. — Сказал: если что-нибудь случится, то только из-за этого.
— Мистер Феррис сам отдал вам фотографию?
— Да, — сказал Кесслер и зачем-то оглянулся.
— Почему?
Бородач пожал плечами.
Я снова посмотрела на фото. Скелет был вытянут, его правую руку и бедро частично закрывал не то холмик, не то скальный выступ. Какой-то предмет лежал на земле рядом с левой коленкой. Знакомый предмет.
— Где это?
Я подняла голову. Кесслер снова оглянулся.
— В Израиле.
— Так, говорите, мистер Феррис знал, что его жизнь находится под угрозой?
— Он был напуган до смерти. Сказал, что, если фотография обнаружится, поднимется паника.
— Что еще за паника?
— Я не знаю. — Кесслер поднял руки. — Послушайте, я не имею ни малейшего представления о том, что изображено на снимке и что все это означает. Я лишь согласился сохранить фотографию. И все.
— Какие отношения вас связывали с мистером Феррисом?
— Мы были деловыми партнерами.
Я протянула ему снимок. Кесслер не спешил брать его.
— Расскажите детективу Райану обо всем, — сказала я.
Кесслер отступил в сторону.
— Теперь вы и сами можете это сделать.
Зазвонил мой сотовый. Пеллетьер.
— Перезвоните по поводу Беллемаре.
Кесслер обошел меня и двинулся в комнату ожидания. Я помахала фотографией. Бородач отрицательно мотнул головой и поспешил дальше по коридору.
5 
