91 
— Дашка, это замечательно, неожиданно и то, что, оказалось, надо! — утолив немного голод и жажду, выказал благодарность он.
А Дарья, присмотревшись к труженику села, задала свой первый вопрос:
— Власов, тебе неприятен вид моих травм?
— Ты о чем, Даш? — не понял он.
— Ну, я не совсем чтобы целая теперь, девичье тело обезображено шрамами, и немного колченогая. Тебя это отталкивает? Ты поэтому избегаешь меня?
— Даш, ты что? — живо так поинтересовался Власов, удивившись необычайно.
— Да я-то ничего, Игорь Николаевич, а вот вы обходите меня десятой дорогой, я уж здесь десять дней, а вас второй раз вижу. Ну не нравлюсь я вам, так и скажите, пойду я себе, бегать-то чего?
— Да я тебя так хочу, что у меня болит все! — взорвался в момент китайской петардой Власов. — Я тебя десятой дорогой обхожу, зная, что сдержаться не смогу! У меня сил на то, чтобы сдержаться, нет!
— Вот этот момент я не поняла, — чуть улыбаясь, уточнила Дашка. — А сдерживаться-то зачем?
— Да потому, что нам нельзя! — не сбавлял возмущенного тона Власов. — Ты еще не оправилась, а я не смогу быть осторожным!
— Власов! — уже улыбалась вовсю Дашка, чувствуя, как покидает ее глупость надуманная. — Я как-то не вижу препятствий, гипс с меня сняли, и твоей красивой попе не грозит быть поцарапанной, а иных запрещающих причин нет.
— Но у тебя все болит! — сбавил тон Власов.
— Это у тебя, как выяснилось, все болит, а у меня ожидает! — рассмеялась Дашка.
И до него дошло, что она предлагает и что пытается ему объяснить, и Власов, резко поднявшись с места, протянул ей руку:
— Тогда чего сидим? Пошли скорее!
— Нет, — отказалась Дашка, позволив себе немного насладиться, увидев, как изменилось выражение его лица, и пощадила Власова, объяснив: — Это слишком далеко и долго. Я на случай, если удастся соблазнение, кинула тут в углу у стола пару махровых простыней и подушек.
А он подхватил ее на руки и поцеловал, как тем, первым поцелуем, доводя до потери сознания нежностью и глубиной. И никто из них не понял, как они оказались на этих припасенных простынях и как разделись, немного опомнившись, когда он вошел в нее сразу и до конца и неизвестно какой силой сумел остановиться.
— Не больно?
— Нет, нет, — шептала Дашка.
И он вернулся к поцелую, к ней, и они вдвоем нырнули в знакомые уже глубины.
Власов проснулся, когда светало, и не понял отчего.
Они заснули сразу, после первого раза, обессиленные, вынырнув из своих глубин прямо в сон, так и не разъединив объятия.
Игорь посмотрел на спящую Дашку. Она улыбалась во сне и плакала, крупная слеза выкатилась из уголка глаза и покатилась по виску. Он успел перехватить ее губами, не дав закатиться в ушко, и поцеловал ее в уголок губ, пытаясь разбудить. Дашка открыла глаза, окунув его в два сине-голубых озера, подернутых слезами.
— Ты почему плачешь? — шепотом спросил он.
— Мне снилась наша Италия, — сияла улыбкой Дашка, — как сказка наяву.
— Да, — согласился Власов, — это было красиво!
Эпилог
Солнце сместилось, и горячий солнечный луч, пробравшись сквозь листву, передвинулся Дарье на правое веко. Она зажмурилась, открыла глаза и проснулась.
— Как поспала? — спросил Власов, опускаясь на колени рядом с пластмассовым белым лежаком.
— Отлично! — сказала Дарья.
— А мы поплавали, теперь замок строим, — оповестил о проделанном Власов.
Дашка посмотрела поверх его плеча на берег, где у самой кромки воды их сын строил замок. С большим, можно сказать, усердием строил — сначала посыпал на «башенку» песочка с водой, прихлопывал старательно совочком, любовался и тут же разрушал свободной от стройинструмента рукой и начинал сначала.
Задумался в процессе, посмотрел на песок в ладошке и засунул его себе в рот.
— Он ест песок, — спокойно сообщила Дашка.
— Да ладно! — не поверил Власов, развернулся в сторону событий и быстро встал. — Егор! Выплюни немедленно!
И побежал к сыну, а Дашка крикнула ему вслед:
— В этом нет ничего страшного, Власов! Ребенок изучает мир на вкус!
— Может, он еще асфальт погрызет! — возмутился на бегу Власов.
Егорка, завидев приближающегося отца, дал драпака, вернее, предпринял попытку, смешно переставляя толстенькими ножками. Власов подхватил его на бегу и строго приказал:
— Выплюни сейчас же!
Егорка, перепачкав всю грудь Власова песком, что держал в ладошках, отказался исполнять приказание, подкрепив отказ энергичным кручением головой.
— Он не хочет! — смеялась вовсю Дарья, даже села на шезлонге, чтобы лучше видеть происходящее.
— Открой рот и выплюни! — строго распорядился Игорь.
Егорка подчинился и выплюнул на уже перепачканную отцовскую грудь непроглоченный песок.
— Ну и зачем ты его в рот засунул? — не сбавив строгости, спросил отец.
— Какать! — весело заявил пацан.
— Ну что, брат, — спросил Власов, — до дому дотерпишь или пойдем природу удобрять?
— Удобрять! — принял решение сынок.
Дашка смотрела на удаляющуюся в кустики парочку, прихватившую с собой совочек, чтобы Власов показал сыну, как грамотно для окружающей среды производить данное действо. За спиной у Дашки раздалось начальное кряхтение и сопение, издаваемое трехмесячной Софьей Игоревной, спавшей в переносной колыбельке, оповещающее о приближающемся времени очередного кормления.
Дарья взяла дочь на руки, посмотрела еще раз на своих мужчин, почти уже скрывшихся в кустах. И подумала, что никогда в жизни не видела более идиллической картинки, чем отец, ведущий сына правильно какать, сопящая Сонька на руках, этот пляжик в изгибе реки, протекающей по землям «Хозяйства Власова», и этот день.
Сентиментальная пастораль умиротворяющей красоты, которой нет даже в ее книжках.
— У нас здесь, Соня, Кукуево, — поделилась с дочерью счастьем Дашка.
КОНЕЦ
91 
