Последние отзывы

  54  

– Да, Мадина, моя дочь! – В голосе черкешенки звучала растерянность, разбавленная участием к незнакомцу. – Моей дочери тридцать два года, в юности она побывала в османском плену.

Мансур рухнул на колени.

– Она… вернулась?!

– Да. Пятнадцать лет назад.

Мансур скреб руками снег и стонал, не в силах осознать непостижимое, необъятное – то, что было для него то ли наваждением, то ли сном, то ли сводящей с ума правдой.

– Где ее искать?!

– Кто вы? – Тихо и участливо промолвила Хафиза.

– Мансур.

Хафиза слышала это имя. Оно хранилось в тайниках души Мадины; дочь редко произносила его вслух. И все-таки женщина запомнила: Мансур, отец Хайдара. Хафиза помнила и другое: Мансур погиб. Но этот человек тоже считал ее дочь погибшей. Она едва сдержалась, чтобы не воздеть руки. Аллах велик, он вершит судьбы, и только он знает, где пролегают те тайные тропы, которыми следуют человеческие желания, чем живут сердца смертных.

Мансур встал и поклонился. Он был в смятении и едва дышал, Что это – страшная ложь или волшебная правда?! Он боялся принять и то, и другое.

Спустя какое-то время он ушел, шатаясь, будто пьяный. Затем спустился вниз и побрел прочь от селения. Сейчас у него не было желания видеть кого-либо, даже сына.

Тропа была пустынна. Горизонт заслоняли горы. Хмурое, нависающее над головой небо, казалось, таило в себе угрозу. Значит, Мадина жива. Наверное, она не нашла своего сына и решила, что он погиб. Она не стала разыскивать его, Мансура, хотя это было так просто, ведь каждый житель Стамбула знает, где находятся янычарские казармы! А потом она вернулась домой.

Мансур остановился. Если Мадина живет в доме своих родителей, значит, она не замужем? Возможно, она вернулась домой и узнала, что ее жених погиб? Вспоминала ли она его, Мансура? Наверное, нет.

– Мадина!!! – Закричал он, и ему почудилось, будто эхо его голоса разнеслось по всему миру.

Оно отозвалось зловещим раскатом, и Мансур подумал, что горы смеются над ним, над его верой, надеждой, над его чувствами. Он – чужой в этих краях и чужой – в сердце Мадины.

Когда Айтек прибежал домой, Асият, как ни в чем не бывало, возилась во дворе. Он сообщил об османах, но женщина, выпрямившись, спокойно ответила, что совсем недавно прибегал сын Мадины и сказал, что опасности нет, турки настроены мирно старики решили, что черкесам не стоит уходить в горы и затевать войну.

– Можно ли верить османам?! – С досадой воскликнул Айтек. – Посмотрим, как они сдержат свое слово! – Потом приказал: – Асият, собирайся, бери детей и иди к Зейнаб.

– А ты? – С тревогой спросила женщина.

– Я пойду к Хафизе. В ее усадьбе нет мужчин. Хайдар слишком юн. Женщинам может понадобиться помощь.

Айтек увидел, как мягкость и нежность в лице Асият вмиг сменились страхом. Только раз в жизни она была пьяной от радости – когда он попросил ее руки, а потом женился на ней. Все остальное время она боялась, не верила и как будто ждала подвоха. Когда они бывали одни, Асият, случалось, ластилась к Айтеку, словно кошка, хотя он считал, что пора милых нежностей давно миновала. Да, они жили вместе и растили детей. Айтек был верен жене, а что до сердечных переживаний – ключ от них он предпочитал держать в тайнике своей души.

Что ж, она угадала правильно – на самом деле ему просто очень хотелось увидеть Мадину.

Очнувшись, Мадина не сразу поняла, где она и что происходит. Очевидно, она задремала, пригревшись возле костра, от которого теперь остались только черные угли, и едва ощутимое тепло. Женщина встала, отряхнула измятую одежду и накинула шубу.

Она вышла наружу и услышала, как внизу кто-то кричит, кричит отчаянно, безнадежно и страшно. Раскатистое эхо заглушало даже шум реки; звук дробился и несся ввысь, к небу. На миг Мадине почудилось, будто неизвестный произносит ее имя, и она вздрогнула. Потом решительно спустилась вниз.

Возможно, что-то случилось и кому-то нужна помощь. Женщина сжала в руке кинжал. Горянкам, вообще-то, не полагалось носить оружие, на то есть мужчины. Но Мадина пренебрегала установленными правилами – Она научилась стрелять из ружья и порой ходила с сыном на охоту.

На тропе стоял человек. Турецкий воин, янычар. Он не сразу заметил Мадину, а, увидев, окаменел и стал смотреть на нее во все глаза. Женщина остановилась, вглядываясь в его лицо.

Янычар прошептал:

– Мадина…

Мансур уже знал, что Мадина жива, но она даже представить не могла, что он до сих пор ходит по белому свету. Когда они расстались, Мансуру было немногим больше двадцати, сейчас – под сорок. И все-таки женщина узнала его – по глазам и выражению лица, в котором сквозь суровость и жесткость закаленного в боях воина просвечивало что-то пронзительно-трогательное.

  54