– Ага, вопросик не по зубам, – злорадно воскликнула она. – Какие она печет оладьи?
– Разве это имеет какое-нибудь значение?
Смеясь, он притянул ее к себе, посадил на колени и обнял.
– Осторожнее, – предупредила она. – Я отдавлю тебе самые сокровенные места.
– И все-таки я рискну.
Они слились в долгом поцелуе. Когда он наконец оторвался от ее губ, она вгляделась в его обеспокоенное лицо. Несмотря на то что было еще рано и он только что принял душ и побрился, у него был изможденный вид, какой бывает в конце трудового дня.
– Если причина не в моей стряпне, не в другой женщине и тебе не противна моя раздавшаяся фигура, тогда в чем все-таки дело?
– Я не могу успокоиться, что ты пожертвовала своей карьерой.
Она почувствовала большое облегчение, так как опасалась чего-то гораздо более серьезного.
– И именно это не давало тебе покоя?
– Это несправедливо, – упрямо заявил он.
– По отношению к кому?
– К тебе, конечно.
Аманда с подозрением взглянула не него.
– Ты что, собирался рано удалиться от дел и прирасти к дивану, чтобы я тебя содержала?
– Неплохая идея, – улыбнулся он. – Но, по правде говоря, я думаю только о тебе. Из-за того, что биологически мужчины имеют столь явные преимущества…
– Чертовски верно, – проворчала Аманда.
– На твою долю выпадают все жертвы.
– Сколько раз я тебе говорила, что я делаю именно то, что хочу делать! Я рожу ребенка, нашего ребенка. Это делает меня очень счастливой.
Известие о ее беременности он встретил со смешанным чувством. Сначала он был потрясен. Она перестала принимать таблетки, даже не поставив его в известность. Но, когда приступ гнева прошел и он привык к мысли, что станет отцом, он даже обрадовался.
На четвертом месяце беременности Аманда объявила своим коллегам по юридической фирме, где была младшим партнером, что собирается в отпуск по уходу за ребенком. В то время он не стал возражать против ее решения. Теперь она с удивлением узнала о его давних опасениях.
– Ты всего две недели как не ходишь на работу, а уже вся издергалась, – сказал он. – Я узнаю симптомы. Я всегда чувствую, когда ты места себе не находишь.
Нежным жестом она убрала ему волосы со лба.
– Да я просто переделала все дела по дому. Вымыла плинтусы, составила алфавитный список имеющихся консервов, перебрала твои и мои носки. Получилось так, что мне больше нечем занять себя до родов. Вот когда появится ребенок, дел у меня будет невпроворот.
Выражение раскаяния на его лице не изменилось.
– Пока ты тут вьешь гнездышко, твои партнеры могут тебя обскакать.
– А даже если и так, что из этого? – засмеялась она. – Рождение нашего ребенка – это самое главное, что я когда-либо делала или сделаю. Я убеждена в этом.
Аманда взяла его руку и положила себе на живот. Ребенок шевелился.
– Чувствуешь? Какой судебный процесс достоин большего благоговения? Я приняла решение, и я спокойна. Я хочу, чтобы ты тоже успокоился.
– Ну, ты слишком многого хочешь.
Она молча согласилась. Он никогда не сможет быть в мире с самим собой. Но все же он находил утешение в любви к ней и в мысли о том, что скоро у них родится малыш. Он потер место, в которое его за минуту до этого довольно сильно пнул ребенок.
– Я думала, мужской идеал – держать жену дома, босую и беременную, – поддразнила его Аманда. – Что это с тобой?
– Я просто не хочу, чтобы пришел день, когда ты пожалеешь о загубленной карьере.
– Это никогда не произойдет, – уверила она его с улыбкой.
– Почему же тогда я чувствую себя так, словно над моей головой висит топор?
– Потому что ты всегда считаешь, что стакан наполовину пуст.
– А ты видишь его наполовину полным.
– Полным чуть ли не до краев. – Аманда сделала руками замысловатый жест, заставив его улыбнуться. Когда он улыбался, его усы задирались вверх, и ей это нравилось.
– Да-да, я неисправимый пессимист.
– Так ты это признаешь?
– Нет. Просто мы уже выясняли это раньше.
– Да уж, и не один раз.
Они улыбнулись друг другу, и он опять притянул Аманду к себе.
– Ты уже стольким для меня пожертвовала. Я тебя не стою.
– Имей это в виду, если Мишель Пфайффер когда-нибудь поманит тебя пальцем.
Она удобно облокотилась на его согнутую руку, а он наклонился и поцеловал ее со все возрастающей страстью. Сквозь ткань ночной рубашки его рука нашла ее груди. Они были тяжелыми и упругими, готовыми в скором времени кормить ребенка. Он стал гладить их, слегка сжимая соски.