11 
— Прощайте. — Она повернулась и пошла по утоптанной земле к парковке.
* * *
Стефани Манделл бросила Смайлоу ключи от своей “Акуры”.
— Ты веди машину, а я пока переоденусь. — Они вышли из отеля через боковой вход, выходящий на Ист-Бей-стрит, и теперь торопливо шли по тротуару, запруженному не только обычной субботней толпой, но и любопытными, привлеченными к новой гостинице полицейскими машинами, припаркованными вдоль улицы.
Они прошли мимо зевак, не привлекая ничьего внимания, потому что ни он, ни она не выглядели как официальные лица. Костюм Смайлоу оставался по-прежнему не смятым, манжеты французской рубашки — чистыми.
И никому никогда и в голову бы не пришло, что Стефи — помощник окружного прокурора. На ней были шорты и короткий топик для бега, настолько промокшие от пота, что их не смогли высушить даже кондиционеры отеля. Длинные мускулистые ноги, проступившие сквозь ткань соски привлекали плотоядные мужские взгляды, но женщина не обращала на них никакого внимания. Стефи махнула рукой в сторону своей машины, припаркованной, в нарушение всяких правил, именно там, где была запрещена стоянка.
Смайлоу нажал на кнопку замка, открывающую дверь водителя, но не стал обходить машину и открывать дверцу своей спутнице. Она бы только пренебрежительно отмахнулась, если бы мужчина так поступил. Стефи села на заднее сиденье, Смайлоу уселся за руль. Когда он завел мотор и ждал удобного момента, чтобы влиться в поток машин, Стефи спросила:
— Это правда? То, что ты сказал копам, когда мы вышли?
— На данный момент у нас действительно нет ни явного мотива, ни оружия преступления, ни подозреваемого. — Он приказал полицейским молчать, когда появятся журналисты и станут задавать вопросы. Смайлоу уже назначил пресс-конференцию на одиннадцать часов вечера. Собирая журналистов в такое время, детектив рассчитал, что местные станции будут вести прямую передачу в последнем выпуске новостей и, следовательно, он довольно долго продержится на экране телевизора.
Смайлоу надоело пережидать сплошной поток машин, и он отъехал от тротуара, заслужив возмущенные сигналы вынужденных пропустить его автомобилей.
Демонстрируя ту же степень нетерпения, Стефи стянула майку через голову.
— Ладно, Смайлоу, теперь тебя никто не подслушивает. Говори. Ведь это же я.
— Я вижу, — он посмотрел на нее в зеркало заднего вида. Ни капельки не смутившись, она вынула небольшое полотенце из спортивной сумки и вытерла подмышки.
— Двое родителей, девять детей, одна ванная. В нашем доме человеку застенчивому или изнеженному пришлось бы ходить грязным и страдать запорами.
Для женщины, не признающей своего скромного происхождения, Стефи часто на него ссылалась, обычно для того, чтобы оправдать свое грубое поведение.
— Что ж, поскорее одевайся. Мы приедем через несколько минут. Хотя тебе вовсе незачем там быть. Я могу все сделать сам, — сказал Смайлоу.
— Я хочу там быть.
— Согласен, но тогда не высовывайся слишком. Я не хочу, чтобы меня арестовали по дороге.
— Ну, Рори, ты и ханжа, — нарочито кокетливо отозвалась Стефи.
— А ты кровожадное существо. Как ты так быстро учуяла свежее убийство?
— Я бегала. Пробегая мимо отеля, я увидела полицейские машины и спросила одного из парней в форме, что происходит.
— Я приказывал им не раскрывать рта.
— Я умею убеждать, у меня свои приемы. И потом, он меня узнал. Когда полицейский мне сказал, я не поверила своим ушам. Стефи надела лифчик, стянула шорты и полезла в сумку за трусиками.
— Прекрати уводить разговор в сторону. Что у тебя есть?
— Самое чистое место преступления за долгое время. Возможно, самое чистое из всех, что мне доводилось видеть.
— Серьезно? — В голосе Стефи явно послышались нотки разочарования.
— Убийца, кем бы он ни был, знал, что делает.
— Выстрелил в спину, когда Петтиджон лежал на полу. Гм.
Смайлоу снова посмотрел на нее. Стефи застегивала платье без рукавов, но сама думала явно о другом. Она смотрела в одну точку, и детективу казалось, что он видит, как работает ее умная головка.
Стефани Манделл проработала в офисе окружного прокурора чуть меньше двух лет, но уже сумела произвести впечатление — и не всегда хорошее. Некоторые считали ее настоящей стервой. У нее был ядовитый язык, и она охотно этим пользовалась. Стефи никогда не уступала в споре, что делало ее совершенно неотразимой в суде и превращало в головную боль для адвокатов защиты, но это никоим образом не улучшало ее взаимоотношений с коллегами.
11 
