Последние отзывы

  30  

— Не беру, — согласился Степан равнодушно, — зато их за меня берешь ты.

И посмотрел на нее без обвинений, претензий, без ожиданий, вдруг осознав, что она абсолютно и твердо убеждена в своей правоте. Во всем.

— Беру! — воинственно вскинула голову Надя. — И не считаю это зазорным! Людям, между прочим, неудобно, они просили меня, договаривались, а ты отказываешься принять денежную благодарность! Любой труд должен оплачиваться, особенно такой тяжелый и ответственный, как у тебя!

— Значит, ты теперь мой кассир и бухгалтер?

Он ужасно устал от этого разговора, такого назревшего, неизбежного, и полной его никчемности в перспективе.

— Опомнись, Больших! — пренебрежительно усмехнулась жена. — Я давно уже и кассир, и бухгалтер, и основной добытчик в нашей семье!

Жизнь катилась, неотвратимо превращая их в чужих людей, волею случая проживавших под одной крышей. Он все так же выматывался на двух работах, она перла, как броневик, к вершинам капиталистического рая.

Если первые годы они планировали, мечтали, загадывали, думали о детях, теперь все стало для них невозможно. Поначалу ребенок откладывался до устройства на работу в больницы, далее пережидались перемены, перемены пришли и сделали невозможными все ожидания. Какие дети?! Денег нет, концы с концами еле сводим! Какие дети?! Таскаем тяжести, зарабатываем деньги! Теперь, и не произнесенное никем из них вслух, это звучало совсем иначе — какое будущее? И семьи-то нет.

Почему они не развелись? Черт возьми, почему они не развелись тогда?

Оба осознавали, что бесконечно отдалились друг от друга, став безразличными, чужими, отстраненными. Жили каждый своими интересами и жизнями, даже в компании разные ходили — порознь!

Что их держало вместе? Секс?

Да ладно — вот уж точно нет! Дежурно, иногда, без энтузиазма и вдохновения или агрессивно, когда Надюха перепивала и кидалась на него.

Что тогда?

Привычка? Пожалуй, равнодушие. И не желание заморачиваться с разводом, разъездом, дележом имущества, выдвижением обоснованных претензий.

Ох и аукнулся ему в дальнейшем тогдашний пофигизм и нежелание ликвидировать уже не существующую семью как юридическую единицу.

Надя быстро пошла в гору — открыла фирму, взяла в аренду помещение, сделала в нем ремонт, превратив в магазин. Где она занимала деньги и у кого, кто «крышевал» ее бизнес и с какими трудностями ей приходилось сталкиваться, Степан не знал, не интересовался и, по большому счету, знать не хотел.

И в глубине души даже бравировал перед самим собой отстраненностью от дел жены, подчеркнутым нежеланием в этом участвовать, тайно гордясь некой лестной самоидентификацией — дескать, вот я какой: гордый, в белом, врач-альтруист!

Ну и пусть не платят — я же врач!

Я не могу бросить дело всей жизни и своих больных! Пусть без денег, без необходимых препаратов и аппаратуры, но ведь спасаем! При помощи всяческих ухищрений и такой-то матери — но спасаем, лечим! Удобная поза героя!

Энтузиаст бессребреник, твою мать!

А ведь голым-босым он не был!

Жена одевала, обувала в дорогущие шмотки, кормила разносолами, деликатесами, извините — икрой красной на завтрак!

Значит, как позу держать перед собой и миром — мы идейные альтруисты, нам не по дороге с разнузданным капитализмом, мы это презираем! А как сыто есть, да сладко спать, да в дубленочке на рысьем меху ходить…

Дурак он был в то время! Дурак и лицемер.

Ну, заедало его, как всякого адекватного мужика, что жена карьеру делает, хоть все внутри сопротивлялось назвать это «карьерой», деньги зарабатывает, страшно произнести во сколько раз больше его, и семью содержит она! Она, а не он!

Заедало, что не споткнулась, не сдалась, не прибежала искать утешения и защиты — каяться и плакать, не дала ему возможность проявить мужскую снисходительность, поглаживая по головке, простительно журить:

— Я с самого начала знал, что у тебя ничего не выйдет, но решил, что ты должна попробовать!

И снисходительно думать: ничего, проживем и на мою зарплату, я теперь снова в доме хозяин. Мужчина! И при этом не вспоминать, что его зарплаты хватит на два-три дня той жизни, к которой они уже привыкли!

И мучило, разъедая изнутри, то, что он и на самом деле талантливый врач, горбатясь, как вол на плантациях, получал стыдливые копейки. При этом пытается писать кандидатскую по ночам, его статьями, вырезанными из медицинских журналов, завален доверху ящик письменного стола, и идеи есть интересные и опыт, но ему не только не помогают, а всячески мешают защититься.

  30