Она сидела в бордовом, облегающем фигуру платье, волосы были собраны в узел и сколоты шпильками, нежная кожа слегка загорела, а зеленые глаза были совсем прежними; она сидела здесь, рядом, далекая-далекая, устремив взгляд в неизвестность, и. Джек ощутил вдруг нечто странное, такое с ним уже бывало иногда, но не так сильно: звон, бесконечный звон в голове, там будто что-то накренилось, мешая ему понимать происходящее вокруг. Он почувствовал, что может… что-нибудь сделать.
— Что с тобой, Джек? — спросила Агнесса, уловив в его состоянии некую перемену. Она участливо наклонилась к нему и, когда он поднял голову, с трудом удержалась, чтобы не отшатнуться: такие странные были у него глаза. — Тебе плохо?
— Да, — выдавил он. — Уходи.
Но она не сделала этого; напротив, взяла его за руку, очень мягко и осторожно, а потом принялась ласково гладить.
— Давай я расскажу тебе что-нибудь, — сказала она, сделав усилие, чтобы голос не дрожал. — Давай поговорим о хорошем? Помнишь, как мы с тобой познакомились? Я хорошо помню этот день, даже то, какая была сильная жара, какое было небо, и все-все свои ощущения. Я очень боялась к тебе подойти, ты мне казался таким необыкновенным, красивым! И ты так здорово объезжал лошадей! А потом учил меня ездить верхом, помнишь, как это было? И во мне было такое удивительное, какая-то восторженность, мир казался огромным, прекрасным — даже сердце щемило. Я чувствовала, что жизнь моя будет необыкновенной и долгой, что я по звездам пройду, стоит только захотеть. Тогда ты казался мне таким взрослым, да и я сама себе тоже, а ведь мы на самом деле оба были очень юными, мне — семнадцать, а тебе — около двадцати. Помнишь, мы бродили по портовым улочкам, заходили в кабачок? С нами случались разные приключения! — Она говорила весело, но Джек, придя в себя окончательно, увидел, что она украдкой вытерла слезы. — Тебе лучше? — она и, когда он кивнул, отняла руку.
Разлетевшиеся было в сознании кусочки воспринимаемой реальности соединялись вновь, и он начал постигать то тайное, что неудержимо влекло его именно к Агнессе, к ней одной: сознание того, что никакая другая женщина не сможет полюбить его таким, каков он есть.
«Но Агнесса, — сказал он себе, — видимо, теперь тоже не сможет».
— Пойдем на берег, — позвал он, — это недалеко.
— Нет, извини, Джек, Мой сын скоро проснется.
— У тебя двое детей? — сказал Джек и, внезапно обозлившись, добавил: — Вы, я вижу, времени даром не теряли!
Агнесса покраснела, и тогда Джек, опомнившись, сказал:
— Прости, Агнес, сорвалось с языка. Вот у нас с тобой не было детей. И теперь, получается, ничего общего.
— Разве тебе хотелось бы иметь ребенка, Джек?
— Не знаю. Я никогда раньше об этом не думал. И теперь… какая разница!
Она не успела обдумать и решить, стоит ли это делать, потому получилось естественно и просто, когда она произнесла:
— Не знаю, обрадую тебя или нет, но у тебя есть дочь, Джек.
Он уставился на нее, точно не понимая, что она такое говорит.
— Что ты сказала? — он подумал, что ослышался.
— У тебя есть дочь, — повторила Агнесса и тут же с беспокойством подумала о Джессике. Они с Орвилом отсутствовали так долго… Как там она?
Известие, по-видимому, так ошеломило Джека своей неожиданностью, что он несколько минут изумленно и растерянно смотрел на Агнессу.
— Но… каким образом? — сказал он, пытаясь постичь смысл этого удивительного явления — появления на свете существа, в котором соединились два человека — он и Агнесса.
— Вскоре после отъезда с прииска я поняла, что у меня будет ребенок. Я сказала, что жила одна, но не совсем, — она улыбнулась. — Вернее, совсем не одна, а с Джессикой.
— Ее зовут Джессика?
— Да. Я назвала так.
— Красивое имя, — Джек все еще с изумлением смотрел на нее. — А какая она, Джессика, маленькая?
Агнесса знала, что Джек никогда не общался с детьми и, наверное, даже плохо представлял, какие они вообще бывают. Она рассмеялась.
— Не такая уж маленькая, ей почти восемь лет. Она очень милая, добрая и умная девочка. Мы все ее сильно любим.
Джек наблюдал, как исчезает ее скованность, как она словно оживает, сама не замечая того. И она уже не казалась ему чужой и холодной.
Он помнил, что Оливия советовала ему чаще улыбаться, и он улыбался все время, пока Агнесса говорила о Джессике.
— Конечно, — он, — такая, как ты. Так и должно быть!
— О нет, она совсем другая! А внешне очень похожа на тебя.