Она ответила серьезно, почти не сделав паузы:
— Конечно, ты же знаешь, Орвил.
— Тебе неприятно, — сказала Агнесса немного погодя, — но ты не должен сомневаться ни в чем.
Он улыбнулся, впервые со вчерашнего дня.
— Я понимаю. Все хорошо, дорогая.
Она надела темно-бордовое платье, слишком, по мнению Орвила, открытое на груди; впрочем, потом он понял, что просто оно было единственным платьем темного оттенка из тех, что Агнесса взяла с собой. Господи, он скоро сойдет с ума от мнительности!
— Сегодня похороны Олни, — сказал он. Олни был одинок, и они решили оставить его здесь. Тем более, если серый особняк будет куплен, приезжая сюда, они смогут навещать могилу. Хотя теперь Орвил не был уверен в том, что именно захочет сделать Агнесса: остаться верной их прежним планам или, напротив, никогда не возвращаться сюда.
— Да, — сказала она, — я никогда не забуду этого. Того, что случилось с Олни и… со всеми нами.
Она хотела еще что-то добавить, но промолчала.
— Может, мне пойти с тобой? — спросил Орвил. — Я все-таки очень волнуюсь.
В глубине души он понимал, что сопровождать ее на такую встречу неестественно и неудобно, но в то же время очень хотел, чтобы она ответила согласием.
— Нет, не надо, — сказала Агнесса и положила пальцы на руку Орвила. — Я одна. Обещаю, все будет хорошо. Не волнуйся, Орвил.
Орвил ей верил, но сомневался, что она может с уверенностью поручиться за Джека. Он представил их беседующими наедине… «Как бы то ни было, этот разговор должен стать первым и последним, — решил он. — Да, первым и последним, иначе не может быть!»
Когда Орвил ушел в комнату по соседству, где находились Джерри и Френсин, Агнесса бессильно опустила руки. Жизнь раскололась, разбилась, как зеркало, а ведь в последнее время она, наивная, глупо самоуверенная, с таким упоением смотрелась в него. Агнесса вспомнила приснившийся ей ночью странный сон. В минуты короткого забытья она увидела себя вдруг среди каких-то руин. Она пыталась определить, где находится, и не могла — кругом, везде было одно и то же: песок, пепел и камни; необъятное небо над головой налилось тучами, оно давило сверху, прижимая ее к земле, выжженной и пустой. Агнесса бродила в одиночестве по разрушенному миру и то, что испытывала она, нельзя было назвать страхом, то было еще ужаснее: невыносимое уныние, давящее сильнее, чем эти черные небеса. Слышался заунывный вой ветра…
Она очнулась. Вспомнила другое: тот сон, который когда-то видела на прииске, в начале своей болезни. В чем-то он оказался пророческим… Так может, и этот?.. Неужели ей предстоит все потерять? Нет! Агнесса долго не могла сосредоточиться ни на чем, но потом постаралась взглянуть на случившееся с другой стороны. Она думала, что Джек мертв, а он оказался живым, она не надеялась увидеть его, встретить на этом свете, но вот увидела! И сможет увидеть еще и еще раз! Разве это само по себе уже не счастье? Бог вернул ей отобранное когда-то (а ведь она тогда так страдала!), правда, вернул, когда она уже почти перестала страдать. Возможно, это было не наказанием, а благом, победой жизни! Сейчас она пойдет и поговорит с Джеком, с живым и вернувшимся к ней! Ей было боязно, но одновременно в угасших было глазах уже зажглись отчаянные искорки.
Женщина всегда остается женщиной — посмотревшись в зеркало, Агнесса решительно и с нетерпением распахнула дверь.
Когда Агнесса принималась думать о своем душевном состоянии, она представляла себе комнату, в которой когда-то давно горевший светильник накрыли темным колпаком. После волею судьбы зажглись другие, а этот словно исчез, потух навсегда, но когда покрытие слетело вдруг под дуновением ветра, то оказалось, что светильник еще тлеет! И кто знает, какой может заняться от него пожар?! Он горел когда-то недолго, но так же сильно, как все земные и небесные источники света вместе взятые. Дьяволово пламя искушения… Агнесса не знала еще, сколь невинные души способно оно опалять. Впрочем, сейчас она чувствовала себя защищенной сознанием верно избранного пути, своего места в жизни и, наконец, любовью к Орвилу. Ее жизнь была налажена, чувства зрелы, и это теперешнее благополучие Агнесса не променяла бы ни на что.
Себя, свою жизнь она, как это свойственно людям, воспринимала целостно. Джек же — а он сильно изменился за время разлуки — казался ей несколькими очень похожими и в то же время в чем-то существенно отличающимися между собой людьми. И что скрывать: ей было мучительно обидно, что того, самого первого, она потеряла навсегда.