К счастью, он чувствовал внутреннюю собранность, ему удалось унять не только возникшую было во всем теле дрожь, но и частое биение сердца; он знал, слишком хорошо знал, как важно сейчас ему, именно ему, быть спокойным.
Экипаж трясло, подбрасывало на незаметных ранее неровностях дороги, и путники внутри экипажа держались, как могли. Погоня пока не настигла их: сильную четверку нелегко было догнать.
Агнесса отвыкла от подобных неожиданностей, и ей даже не верилось, что может случиться что-то серьезное, страшное, непоправимое.
Дорога, постепенно спускаясь вниз, суживалась, слева и справа громоздились камни. Преследователи, по-видимому, значительно отстали, но экипаж тоже вынужден был сбавить ход самые крутые повороты.
Постепенно движение прекратилось.
— Что там опять, Олни?! — крикнул Орвил, открывая дверь. Потом он повторил свой вопрос, но ответа не последовало.
Орвил и Агнесса смотрели друг на друга. Орвил выскочил наружу; подобрав подол легкого платья, Агнесса спрыгнула с подножки и побежала следом.
Олни сидел на козлах, сжимая вожжи в руках, наклонившись вперед, в неестественной позе. Было впечатление, что он уснул сидя во время движения.
«Что он, ранен? — подумал Орвил в первую секунду, но потом опомнился: — Чушь какая, конечно же, нет!»
— Что случилось? — произнес он, заглядывая в побледневшее лицо кучера. — Тебе плохо?
— Да, мистер Лемб… Сердце, должно быть…
Орвил уложил его на дорогу, прислонив голову Олни к камню, и расстегнул ворот одежды больного. Тот с трудом открыл глаза.
— Спокойно, Олни, все пройдет. Агнесса, воды!
Агнесса сбегала за оставленной внутри экипажа флягой.
— Спасибо. Скорее, посмотри на дорогу!
Агнесса выпрямилась, всматриваясь вдаль. Слышался приближающийся дробный перестук копыт.
— Господи, едут! — Она сжала кулаки. — Что же делать, Орвил?!
— Помоги мне!
Вдвоём они подтащили Олни к дверце и уложили внутри на сиденье. Лицо больного совсем посерело, он с трудом произносил слова:
— Мистер Лемб… жаль… придется вам…
— Не волнуйся и не говори ничего!
Орвил почти совсем пал духом. Все вышло еще хуже, чем он мог предположить. Ждать они не могли, нужно было ехать, гнать лошадей как можно быстрее, но Олни нуждался в покое, ибо в любой момент могло произойти непоправимое. Олни был уже немолод, он, как и Рейчел, служил еще у отца Орвила. Бешеная езда, пусть и внутри экипажа, но по пыльной дороге и жаре, могла доконать его.
Агнесса поддерживала голову больного. Глаза ее встретились с глазами Орвила; взгляд этот показался им обоим и коротким, и долгим, как жизнь.
— Агнесса, прошу тебя, держись!
Она кивнула.
— Я понимаю, Орвил.
— А вы в порядке, Френсин? Берегите Джерри!
— Да, не беспокойтесь, сэр!
— Едем, мистер Лемб… иначе… поздно…— сквозь стиснутые зубы произнес Олни.
— Ты выдержишь?
Олни ничего не ответил, но все равно иного выхода не было.
Орвил, с силой захлопнув дверцу, бросился вперед, вскочил на козлы и стегнул лошадей. Четверка сорвалась с места и понеслась вперед, постепенно увеличивая скорость. Орвил не очень умело управлял ею, и оставалось уповать на Бога, что он не позволит несчастным путникам закончить свою жизнь, разбившись об острые камни или от пуль бандитов.
А впереди, всего в какой-нибудь паре миль от того места, где только что останавливался экипаж Агнессы и Орвила, узкая тропинка на склоне позволяла спуститься к воде, в крохотную бухточку, огороженную с двух сторон выступающими в воду скалами. Двое путешественников, привязав лошадей наверху, на обочине дороги, расположились на кусочке берега, невдалеке от набегающих волн. Здесь было тихо и спокойно, так спокойно, что умиротворенность окружающего мира проникала, казалось, в самое сердце.
Один из путников лежал, подставив солнцу лицо, на теплом, перемешанном с мелкими камешками и перламутровыми раковинками песке, а другой выходил из воды. Он лег рядом с первым, и тот поежился от долетевших до него холодных брызг.
— Да, холодновата еще водичка!
— При такой жаре быстро нагреется, — ответил второй, прищуриваясь от солнца. — Даже не верится, что мы уже на побережье. Нам осталось совсем немного проехать. Слышишь Дэн?
— Слышу, — лениво отвечал Дэн, не открывая глаз. — Да, прав ты был, хорошо здесь! Так бы и лежал все время, не думал ни о чем… Тут даже воздух какой-то другой: никак не надышишься. И жизнь, должно быть, получше…