Он ничего не рассказывал вам?
— Нет…
Терри, если и нашла странным отсутствие Агнессы дома, то истинных причин этого предположить все равно не могла, теперь же в ее душу вторглась тревога: похоже, произошла или же происходит какая-то драма в жизни «барышни Агнессы», о которой она помнила столько лет.
Но она не решалась спросить.
Немного посидели молча; потом Агнесса распрямила свои немного согнувшиеся во время предыдущего разговора плечи и сказала обычным голосом:
— Я после вам все объясню. Расскажите, что и кого вы еще видели там… дома?
Терри улыбнулась.
— Маленькую девочку, которая подошла ко мне и сказала, что много слышала обо мне от своей мамы.
Агнесса сидела, уставившись в пол.
— Джессика… да, она такая… все помнит.
— И вашего сына…
Агнесса посмотрела на Терри, и та вздрогнула: глаза женщины походили на две малахитовые чаши, до краев наполненные хрустально-прозрачной, но горькой от печали влагой, готовой пролиться от первого движения впавшей в забвенье души.
— Я уеду, мисс, — сразу без обиняков заявила Терри, едва Агнесса завершила рассказ, — не хочу оставаться здесь.
— Останьтесь, — сказала Агнесса, — мать же в отъезде. Что вы будете делать там одна?
— Здесь мне делать тем более нечего.
В выражении лица Терри было что-то очень похожее на взгляд приходившей сюда вчера незнакомой дамы — соседки. Господи, неужели так теперь будет со всеми! Агнесса подумала, что ничего другого ни от кого и не ждет, но в следующее мгновение почувствовала не только осуждение Терри, но и ее нескрываемую боль.
— Наверное, мне вообще не следовало больше выходить замуж, надо было жить одной, как моя мать, — мрачно произнесла Агнесса, скручивая в пальцах кончик шали. Сегодня было прохладно, моросил дождь, совсем осенний, хотя стояло лето. Небо, горы, океан — все имело одинаковый серый цвет, только чуть разных оттенков. Агнесса знала, что это пройдет, и назавтра опять засияет солнце: в этих краях не задерживалась непогода. Но ей всегда немного не верилось в возвращение лета.
— Я не знаю, почему миссис Митчелл не вышла замуж. По-моему, в последние годы она вообще не стремилась к этому. Слишком, наверное, привыкла жить для себя.
— Вы хотите уехать, Терри, сейчас, когда я прошу вас остаться, — тихо сказала Агнесса, — и я знаю, почему. Но ведь вы, что называется, верой и правдой столько лет прослужили моей матери, все видели, все знаете о ней, а у вас же совсем другие принципы!
Терри молчала. Она ехала навестить юную барышню, ставшую молодой дамой, живущую благополучной семейной жизнью, и была потрясена развернувшейся перед ее взором картиной. Оказывается, все повторяется, выходит на второй круг, но в более сложном, трагическом варианте. Что ж, если Аманда со своей холодностью, высокомерием, стремлением попасть в высшее общество и расчетливым взглядом на дочь, тем не менее — женщина — не причинила никому большого зла, то Агнесса наломала дров. Миссис Митчелл глядела на жизнь, словно в огромное зеркало, любуясь собой, и была откровенно эгоистична, но Агнесса же производила совсем другое впечатление! Терри гораздо лучше понимала чувство матери к детям, чем чувство женщины к мужчине, может быть, потому, что последнего, в отличие от первого, не испытала, поэтому считала: что бы ни случилось, забыть даже на минуту — о своем долге по отношению к семье может только женщина глубоко безнравственная. И в сто раз хуже, когда эта безнравственность надевает маску.
— Я не все о ней знаю, — ответила наконец Терри, — далеко не все. Человек даже о себе знает немного. Она сама построила себе жизнь — не каждый сможет и это.
— Не думаю, что она была счастлива.
— Может быть. Она была одинока, так же, как и я.
— Мери уже не служит у нее?
— Мери вышла замуж и перешла в дом, где служит ее муж. Случается, забегает ко мне или я захожу. Ей неплохо живется. У нее есть сын…
Агнесса вспомнила, как Терри говорила ей когда-то, что мечтает нянчить ее детей.
— Да, это хорошо, — сказала она и замолчала.
— Окажите, мисс, — медленно проговорила Терри, — почему вы это сделали?
Агнесса отвела взор: у Терри были слишком честные глаза, чтобы в них можно было прямо смотреть. Нет, Агнесса не ждала, что эта женщина ее поймет и, тем более, чем-то поможет.
Она сжала сцепленные вместе пальцы, на которых не осталось колец. На ней вообще не было украшений, как ничего дорогого или броского. Простая одежда, простая прическа; какие-то едва уловимые оттенки печальной обыденности появились в ее облике.