Особенно,... 
.
Очередная сказка о Золушке 
41 
Все-таки женщины разбаловали мужчин!
Мужчина говорит: делай так или будет эдак, и ждет неминуемых вопросов от женщины, а получив их, снисходительно поясняет «глупышке», что и почему.
От этой вопросов не дождешься! Как же!
Не несчастная потерпевшая, а прямо бойцовый петух какой-то!
— И еще. Будете делать только то, что я скажу, и когда я скажу. Вы должны слушать меня, как Господа Бога.
— Первого, — чуть улыбнулась она.
— Что первого? — сбился с назидательно-снисходительного тона Кнуров.
— Командир всегда первый после Бога. — Улыбка сошла с ее губ. — Я постараюсь, но не обещаю. Если я буду абсолютно уверена в неправильности ваших приказаний и буду видеть правильный выход, я, скорее всего, вам не подчинюсь.
— Даже не думайте!
Она пожала плечами и развела ладони в стороны, что означало: «Ну извини, хочешь — откажись от дела!» И в зеленых глазах-пулях сверкнуло лукавство.
Она его тоже изучала и даже немного раскусила! Она видела, что он завелся на интригу: шерсть на холке дыбом, когти почти выпущены, зубы оскалены!
Матерый взял след!
Хочешь — откажись! На полном скаку, чуя запах добычи!
Идиотки — это плохо и тошно. Умные, оказывается, еще хуже! А умные, мудрые и битые жизнью — вообще кранты!
Он сдался! Вот черт!
Но оставил последнее слово за собой.
— Я вам не советую, — угрожающе, с напором, поставил он точку в их дискуссии.
Она шла за ним и смотрела ему в спину. Они то останавливались, прячась и пережидая идущих людей, он прислушивался, как ей казалось, принюхивался, то бегом пересекали дорогу, обходили какие-то дома сзади. По честным правилам казаков-разбойников.
«А я-то хороша! Улыбалась чему-то, радовалась, когда вспоминала его в больнице. Идиотка! Злой, жесткий сухарь! К тому же хам, ну не трамвайный, но хам! И не нравится он мне вовсе, глаза эти серые, волчьи! «Будете делать, что я вам скажу!» Ага! Сейчас! Может, еще с крыши прыгнуть? О чем я думаю?! Мне спасать надо себя и дедушку! И не важно, кто мне помогает, хоть этот Матерый, хоть сам Джеймс Бонд! Только пусть не смотрит на меня своими стальными глазами, а то у меня все замирает внутри, не то от злости, не то со страху! Вот и не смотри ему в глаза, Никуша, и все будет хорошо!»
Они остановились у забора дедушкиного дома. Задняя калитка обнаружилась, но запертая на большой висячий замок, как и положено в справном хозяйстве.
Кнуров достал что-то из одного из многочисленных карманов жилетки, которую надел в машине, скинув куртку, перед тем как идти. Придвинувшись вплотную к ажурной кованой калитке, что-то такое там сделал и через несколько секунд открыл дверь. Они быстро вошли на участок, он захлопнул за ними дверь и закрыл ее на замок.
Из-за угла дома, предупреждающе рыча, обманчиво-ленивой трусцой вышел Апельсин.
— Апельсин, это я! — почему-то шепотом позвала Ника.
Пес перестал рычать, улыбнулся во всю собачью морду и резво потрусил к ним. Этот пес умел улыбаться! Ну надо же!
Открылась задняя дверь дома, и вышел дедушка.
— В дом, быстро! — приказал Сергей и слегка подтолкнул Нику в спину.
— Дедушка, пошли в дом, — перехватив деда на середине дорожки и стараясь его не напугать, прошептала Ника.
Василий Корнеевич был не просто стреляный воробей, мудрый, хитрый, видевший и понимавший го-о-ораздо лучше многих и многих орел, какой уж там воробей!
Стрельнув глазами на ее спутника, он тихо свистнул Апельсину, который, подчиняясь приказу, первым влетел в дом, удивив Нику своей прытью.
Дедушка вошел последним и запер за собой дверь. Ника кинулась к нему обниматься.
— Дедушка!
— Здравствуй, здравствуй, солнышко! Как ты себя чувствуешь, выздоровела? — Он поцеловал ее в макушку и погладил по голове.
— Да, дедушка, все в порядке!
— Ну, слава богу! А то я уж в Москву собрался, совсем места себе не находил!
— Знакомься, дед, — это Сергей Викторович Кнуров.
Мужчины пожали друг другу руки, приглядываясь и оценивая друг друга.
— Василий Корнеевич, — представился дедушка.
«Ничего себе!» — восхитился Сергей.
Вероника очень точно описала его — большой, высокий, с могучим разворотом плеч, подтянутый, ни грамма лишнего веса или старческой немощи, большие, сильные руки, совершенно седая, но не поредевшая шевелюра и очень внимательные, цепкие, всевидящие глаза. Эдакий русский богатырь, постаревший, но от этого не переставший им быть. Не мужик — былина! Сколько ему лет-то вообще?
41 
