— Вы ответили на все, мадам.
42
«Все это впечатляет, и даже слишком», — думала сенатор Меган Маккой, идя по коридору второго этажа Белого дома. Каждое помещение имело свое название и свою историю. В Комнате карт президент Франклин Делано Рузвельт проводил совещания во время Второй мировой войны. В Восточной комнате когда-то жил аллигатор, подаренный Джону Квинси Адамсу маркизом де Лафайетом. Аллигатор. При этой мысли Маккой стала теплее относиться к собственным домашним животным — трем кошкам, длиннохвостому попугаю и столетней черепахе по имени Вилли, которая, по слухам, когда-то принадлежала президенту Уильяму Мак-Кинли. Сенатор Маккой смотрела на ярко освещенный коридор перед собой. С завтрашнего вечера и в течение последующих четырех лет — а может, и восьми, если постараться, — под этой крышей будет ночевать она.
— Наконец мы дошли до спальни президента Линкольна, — произнес Гордон Рэмзер, президент Соединенных Штатов. — Уверен, вы уже знаете, что Линкольн здесь никогда не спал. Во время войны он использовал эту комнату как личный кабинет, и вместо портретов у него на стене висели карты.
Маккой вошла в спальню. Половину комнаты занимала массивная кровать. Вся мебель была такой же, как во времена Линкольна: обтянутые ситцем диваны и шифоновые кресла, тяжеловесные комоды красного дерева с зеркалом. Один из предыдущих президентов сделал подарок своим главным политическим союзникам и финансистам, главам влиятельных корпораций и тем немногим избранным, которые считались его личными друзьями, предоставив каждому возможность провести ночь в спальне Линкольна. Рэмзер поднял планку еще выше. Поговаривали, что ночь в спальне Линкольна стоила пятьсот тысяч долларов, которые переводились на личные счета Рэмзера не очень большими суммами в несколько этапов. Также говорили, что ни одна такая ночевка не обходилась без секса. А уж со спальней Линкольна не мог тягаться даже «Клуб любителей секса в самолете».
Вряд ли ей представится шанс выяснить, насколько такие развлечения будоражат воображение. В свои пятьдесят пять Меган Маккой уже дважды побывала замужем, дважды развелась и, к сожалению, не имела детей. В то время как предвыборная гонка и победа на выборах увеличили ее привлекательность, вероятность действительно переспать с мужчиной стремительно приближалась к нулю. Воспитание не позволяло Маккой спать с человеком, которого она не любит. В данный момент на примете у нее никого не было, и она боялась, что, скорее всего, в ее рабочем графике как главнокомандующего этой страны не останется места для романтического ужина при свечах и прогулок при луне.
Рэмзер указал на дальний конец комнаты.
— Кресло-качалка у окна — точная копия той, в которой сидел мистер Линкольн в театре Форда в вечер убийства. Многие люди чувствуют здесь его присутствие. А кое-кто из персонала даже отказывается входить в эту комнату. Кстати, моя собака Тутси тоже. И лает она, только когда проходит мимо двери спальни Линкольна. Ее невозможно заставить переступить этот порог.
— Вы хотите сказать, что верите в привидения? — с улыбкой спросила Маккой.
— Верю, — ответил Рэмзер более серьезно, чем ей хотелось бы. — В этом помещении невозможно находиться и не чувствовать, что за тобой постоянно наблюдают несколько пар глаз. Не знаю, стоит ли употреблять слово «привидение» в прямом смысле, возможно, лучше сказать «дух». «Дух прошлого». Кабинет президента — это как живое существо. Не вы привносите что-то в него, а он привносит в вас. — Рэмзер прошел мимо кровати к узкой двери. — Здесь находится гостиная Линкольна. Отличное местечко, куда можно на минуту-другую сбежать от дел. Я прихожу сюда, если хочется побыть одному. Когда вы станете хозяйкой Белого дома, у вас не часто появится возможность побыть в одиночестве.
— У меня такой возможности хоть отбавляй каждую ночь, когда я отправляюсь спать. В том, что я не замужем, есть свои преимущества.
Рэмзер улыбнулся:
— Никто не говорит, что попасть сюда — пара пустяков. Нам всем приходится чем-то жертвовать.
Семейное положение и внешность Маккой были главной мишенью ее противника по президентской гонке. Она была предрасположена к полноте, а потому ее нельзя было назвать красавицей — ни в прошлом, ни в настоящем. Волосы она носила коротко подстриженными, и ее устраивал их естественный седой цвет. Она предпочитала свободные черные брючные костюмы, потому что только в них не напоминала гигантский дирижабль, и не носила контактные линзы, от которых глаза страшно зудели. Предвыборной кампанией Маккой руководила афроамериканка, а ее пресс-секретарем был гей из Гринвич-Виллидж. Все это позволяло ярым противникам Маккой выставлять ее толстой четырехглазой коровой-лесбиянкой, которая собирается набрать в кабинет министров геев, негров и прочих нехристей. Бальзам победы только начинал залечивать раны, нанесенные ее чувствам.