125 
— А что изменится, если ЮНЕСКО возьмет на себя роль технического контролера продукции этих фирм?
— Но позвольте… речь идет не о техническом контроле. Мы хотели… теперь уж я скажу все до конца… мы хотели предложить вам рейс с таким экипажем. Вы были бы командиром. За эти две-три недели вы смогли бы разобраться, чего они стоят. Тем более, подчеркиваю, что это разные модели, отличающиеся друг от друга. Мы просили бы вас по возвращении представить нам квалифицированное заключение по большому количеству пунктов (поскольку речь идет как о профессиональных аспектах, так и об иных — психологических): в какой мере эти автоматы приспосабливаются к человеку, насколько соответствуют его представлениям, возникает ли ощущение их превосходства или, наоборот, их психической неполноценности… Соответствующие отделы нашей организации снабдили бы вас и материалами, и анкетами, подготовленными видными учеными, психологами…
— И в этом состояло бы мое задание?
— Да. Вы не обязаны давать мне ответ сейчас же. Насколько мне известно, в данный момент вы не летаете?
— У меня шестинедельный отпуск.
— Тогда, скажем… может быть, вы обдумаете это за два дня?
— Еще два вопроса. Какие последствия будет иметь мое заключение?
— Оно будет решающим!
— Для кого?
— Для нас, разумеется. Для ЮНЕСКО. Я убежден, что, если дело дойдет до интернационализации космонавтики, ваше заключение представит собой важное подспорье для законодательных комиссий ООН, которые…
— Прошу прощения. Это дела грядущих дней, как вы сказали. Значит, для ЮНЕСКО, говорите? Но ведь ЮНЕСКО — это не фирма, не предприятие и не собирается, я надеюсь, сделаться рекламным бюро для каких-то фирм?
— Ну что вы! Конечно же, нет. Мы опубликуем ваше заключение в мировой прессе. Результаты, если они будут отрицательными, наверняка приостановят ход переговоров КОСНАВа с этими фирмами. И таким образом мы окажем влияние…
— Еще раз прошу прощения. А если результаты будут положительными, то мы не приостановим и не окажем влияния?
Директор хмыкнул, кашлянул и наконец усмехнулся.
— Говоря с вами, командор, я чувствую себя почти виновным. Словно у меня совесть нечиста… Ну разве ЮНЕСКО изобрела этих нелинейных роботов? Разве вся эта ситуация — результат наших трудов? Мы стараемся действовать объективно, в интересах всех…
— Мне это не нравится.
— Командор, вы можете отказаться. Но согласитесь, что, если б мы все так поступили, это был бы жест Понтия Пилата. Легче всего умыть руки. Мы ведь не всемирное правительство и не можем никому запретить производство каких-либо машин. Это компетенция отдельных правительств — кстати, скажу я вам, они и пробовали запретить, были такие попытки, проекты, но ничего из этого не вышло! И церковь тоже ничего не добилась, а вы ведь знаете ее абсолютно негативную позицию в этом вопросе.
— Да. Короче, никому это не нравится, и все молча смотрят, как это происходит.
— Потому что нет юридических оснований для противодействия.
— А последствия? Да у этих фирм, у них самих, земля задрожит под ногами, когда они создадут такую безработицу, что…
— Тут я вынужден вас перебить. Конечно, то, что вы говорите, справедливо. Все мы этого опасаемся. Тем не менее, мы бессильны. Но все же не вполне бессильны. Мы можем провести хотя бы этот эксперимент. Вы предубеждены? Очень хорошо! Именно поэтому вы нам особенно подошли бы! Если вообще существуют какие-то контраргументы, вы изложите их наиболее убедительно!
— Я подумаю, — сказал Пиркс, вставая.
— Вы говорили еще о каком-то вопросе…
— Вы на него уже ответили. Я хотел знать, почему выбор пал на меня.
— Значит, вы дадите нам ответ? Прошу вас позвонить в течение двух дней. Идет?
— Идет, — сказал Пиркс, кивнул и вышел.
* * *
Платиновая блондинка-секретарша поднялась из-за стола, когда вошел Пиркс.
— Здравствуйте, я…
— Здравствуйте. Я в курсе дела, с вашего разрешения. Я сама вас провожу.
— Они уже здесь?
— Да, они ждут вас.
Она повела его по длинному пустому коридору; ее туфельки постукивали, как металлические костыльки. Холодный, каменный звук раздавался в огромном коридоре, выложенном искусственным гранитом. Мелькали темные прямоугольники дверей с алюминиевыми цифрами и табличками. Секретарша нервничала. Несколько раз она искоса поглядывала на Пиркса — это был не кокетливый, а испуганный взгляд. Когда Пиркс его заметил, он даже слегка пожалел девушку, но тут же ощутил, что все это — абсолютно сумасшедшая затея, и почти неожиданно для самого себя спросил:
125 
