55 
Она обогнула угол и обнаружила, что оказалась на Мейн-стрит. Улица была пуста. Весь Кингсбург собрался на аукционе. Нет, сейчас весь Кингсбург шел следом за ней. Она продолжала идти дальше, прямо по центру черной гудронной дороги, не замечая, что все еще прижимает к себе корзину. Неожиданно сбоку возникло какое-то движение. Она повернула голову и увидела группу молодых людей. Четверо из них бежали по обочине, не разбирая дороги, и во все глаза смотрели на нее, как будто она была чем-то вроде клоуна на праздничном представлении. Тогда она резко развернулась и пустилась бегом в обратном направлении. В ту же минуту у нее расширились глаза и бешено заколотилось сердце.
К ней приближался Алекс. Он не бежал. Он не спешил. Просто неутомимо маршировал вперед с твердо сжатыми челюстями. Даже на расстоянии она могла видеть решимость, светившуюся у него в глазах. Он шел с таким видом, словно ничто в мире не могло его остановить. Она продолжала двигаться в том же направлении, все крепче сжимая ручку корзинки. Люди, словно гигантский рой пчел, кружили вокруг нее. Среди множества незнакомых улыбающихся людей она углядела Бадди и рядом с ним Джоди вместе с ее другом. Потом увидела Сесила и Эстер. Даже они ухитрялись поспевать за ней вместе с этой надоедливой толпой. Что им всем было нужно от нее?
– Лови ее, Алекс! – раздался юношеский голос из толпы.
– Не дай ей уйти!
Алекс улыбнулся.
Кэтрин негодовала: он, несомненно, был доволен этим спектаклем и возможностью показать себя. Видимо, ему доставляло какое-то нездоровое наслаждение делать из нее затравленное животное.
– Остановись немедленно, Макки! – сказала она, стараясь придать твердость своему голосу. – Я требую. – И шагнула навстречу ему.
Алекс упрямо шел вперед.
Она повернулась и припустилась бежать.
Толпа ринулась за ней. Огромный поток уже не умещался на проезжей части улицы, а к нему присоединялись новые люди, взрослые и дети. Свист, крики и улюлюканье заполнили полуденный воздух.
«Динь-динь», – пронеслось по улице. Красный грузовик городской пожарной охраны медленно пятился задом по краю Мейн-стрит. Кэтрин с ужасом наблюдала, как он перекрывал ей единственный путь к бегству. Она посмотрела направо, потом налево. По обеим сторонам улицы плотной стеной стояли зрители и таращили на нее глаза. Она повернулась кругом, ища спасения от любопытных взоров, и опять увидела Алекса, приближающегося к ней уверенно и твердо, с неотвратимостью морского прилива.
Она еще раз беспомощно огляделась вокруг и поняла наконец, что ее побег невозможен. У нее не было сил двигаться. Пытаясь перевести дух, она остановилась и прижала руку к ноющему боку.
– Кэтрин! – Это голос Алекса прогремел по улице.
Она кивнула.
– Так да или нет?
– Что «да»? – спросила она, боясь услышать от него ответ.
– Говори, Кэти. Он хочет знать, любишь ли ты его. – Теперь это был голос Стэна. Ему вторило эхо толпы.
Весь этот шум перекрыл голос Эстер.
– Не бойся, милая. Скажи ему.
– Говори, Кэти! – закричал кто-то справа от нее. – Не мучь человека!
– Нет. Оставьте ее. – Алекс поднял руки, и толпа повиновалась. Улица мгновенно затихла. – Она права. Первым должен говорить я.
На секунду его голос затих, и у Кэтрин остановилось сердце. Он очень медленно шел к ней с протянутыми руками, как будто приближался к дикому животному. Она сделала только один крошечный шаг назад, но затем остановилась. Когда они оказались на расстоянии протянутой руки, он встал.
– Я был идиотом, и это я виноват, что все пошло кувырком, – сказал он очень тихо, потому что эти слова предназначались только для ее ушей. – Это все, что я могу сказать о себе. Я дурак – я думал, что не смогу любить тебя. Может быть, мои чувства далеки от эталона, но это все, на что я способен. Я говорю тебе об этом прямо здесь. – Он посмотрел вокруг себя, на свой город и на своих друзей. – Клянусь перед Богом и перед лицом Сесила Коула, что я люблю тебя. Я люблю тебя, Кэтрин Пирс, и не хочу, чтобы ты оставляла меня.
Кэтрин проглотила ком в горле и сказала чуть слышно:
– Но как же я впишусь в твою жизнь?
Она застыла, в тревоге ожидая его ответа.
– Ты и есть моя жизнь.
Слезы, чистые и горячие, полились у нее по щекам. Корзина для пикника незаметно выскользнула из ее пальцев, когда она протянула к нему руки.
Он сгреб ее в свои объятия и стиснул с такой силой, что она почти не слышала ни визга, ни громкого крика, ни аплодисментов. Люди впали в неистовство – теперь она была в его руках. А он целовал и целовал ее, и от этого она плакала еще сильнее.
Отныне у нее был свой дом, которым стало его сердце.
55 
