33 
— Звук в норме.
— О'кей. Энди?
— Готова. — Она облизнула пересохшие губы.
— Ну, поехали.
Энди запнулась на первых же словах, и им пришлось начинать снова. То, что она делала сотни раз, теперь представлялось невероятно сложным. Всегда естественная, раскрепощенная перед камерой, теперь Энди ужасно нервничала. Ничего удивительного тут нет! Все из-за Лайона. Сидит рядом в комнате, придирчиво оценивает каждое ее слово, каждый жест.
Майкл Рэтлиф оказался отличным собеседником для интервью. Он отвечал пространно, не дожидаясь наводящих вопросов. Энди считала, что, беря интервью, необходимо дать человеку возможность говорить свободно, задавая при этом как можно меньше вопросов. Ведь зрители хотят слушать не ее, а того, кто дает интервью, а репортер своего рода лишь церемониймейстер, который вводит знатного гостя в гостиные телезрителей.
Для первой получасовки Энди ограничилась вопросами только о личной жизни генерала: о детстве, образовании, о начале службы в армии.
— Вы ведь не коренной житель Техаса, однако живете здесь со времени выхода в отставку.
— Я родился в Миссури, там прошло мое детство. Мой отец был продавцом мороженого.
Генерал рассказал несколько смешных историй из жизни своих родителей и единственного брата, который умер в тридцатые годы.
— И все же, что заставило вас поселиться в Техасе?
— Ну что ж, я расскажу вам об этом, Энди.
Не обращая внимания на камеру, он говорил с ней так, словно они были наедине. Обычно она помогала своим собеседникам чувствовать себя перед камерой свободно и непринужденно, но здесь ее помощь не требовалась.
Генерал рассказал о том, как впервые вместе с другом приехал в Техас поохотиться на лося, сразу влюбился в холмы, усеянные валунами, речушки с подземными ключами и решил, что обоснуется здесь после выхода в отставку.
Уоррен сделал Энди знак, что их время подходит к концу, но генерал ничего не заметил.
— И удалось вам добыть лося?
Он рассмеялся:
— Нет. Я никогда не был хорошим стрелком. Можете спросить у Лайона. Я, так сказать, всегда попадал в молоко. Мои сослуживцы безжалостно высмеивали меня. Они говорили, что, если солдаты под моим командованием стреляли бы так же хорошо, как их генерал, мы никогда не победили бы в войне.
На этой ноте Энди завершила первое интервью.
— Потрясающе! — Джеф выключил камеру.
Лайон, осторожно пробравшись среди кабеля и осветительных приборов, подошел к креслу отца, чтобы помочь ему пересесть в каталку.
— Он нам нужен еще на пять минут, Лайон, — попросила Энди. — Мы должны сделать реверсирование.
— Это еще что?
Она объяснила ему, что, когда задействована только одна камера, после интервью оператор должен отснять того, кто задавал вопросы.
Она повторит некоторые из них, но генералу не придется отвечать, он просто должен сидеть к оператору спиной. Потом редактор смонтирует пленку таким образом, что в кадре сначала окажется Энди со своим вопросом, потом генерал ответит на него, и все получится как в настоящем интервью.
— Потрясающе! — Джеф выключил камеру.
— Монтаж настолько аккуратен, что зрители ничего не подозревают, — закончила свое объяснение Энди.
— Отец, ты в порядке?
— Да, сын. Я уже давно не испытывал такой радости и волнения. Когда во время войны я давал интервью, то имел дело с толпой фотокорреспондентов. Иногда я давал интервью на радио. Но это совсем другое дело.
Энди была рада, что генерал получает от их работы удовольствие, но ее волновал нездоровый румянец на его щеках. Лайон тоже забеспокоился. Она быстро и без ошибок прочитала вопросы, и через несколько минут они закончили съемку. Тони выключил осветительные приборы. Энди поднялась с софы.
Осторожно сняв с генерала микрофон, Джил занимался с Энди, стараясь не помять ее платье.
— Ты настоящая профи, милая. — Джеф крепко обнял Энди и смачно поцеловал ее в щеку.
В это время Лайон помогал отцу пересесть в кресло-каталку, но выходки Джефа он не пропустил.
Во время съемок ребята не курили из уважения к генералу, теперь же они буквально бросились на веранду, чтобы получить необходимую порцию никотина.
Энди опустилась на пол рядом с креслом генерала Рэтлифа и с благодарностью посмотрела на его морщинистое, в старческих пятнах лицо.
— Спасибо. Вы были великолепны.
— Мне это доставило удовольствие. Я думал, что вы переменитесь, когда заработает камера. Станете жесткой, требовательной, но вы остались такой же, как всегда, любезной, приятной леди. И меня это не удивило.
33 
