— Ты же знаешь, почему он это сделал, Рид. Он не мог иначе. — При виде его слез у Алекс перехватило горло от подступивших рыданий. Она шагнула к нему и дотронулась до его руки.
— Ты любил его, Рид. Разве в этом так трудно признаться? Он смотрел на убранную цветами могилу.
— Все вечно твердили, что он завидовал мне. И никто никогда не догадывался, как завидовал ему я.
— Ты завидовал Джуниору? Он кивнул.
— Тому, что ему было дано от рождения. — Он жестко, насмешливо хмыкнул. — И почти все время злился на него за то, что все его преимущества пропадают впустую.
— Мы любим людей не благодаря, а вопреки тому, какие они есть. По крайней мере, так должно быть. — Она убрала руку и, постаравшись придать своему голосу легкость и непринужденность, сказала:
— Ангус говорил мне, что собирается продолжить строительство ипподрома.
— Да, он старикан упрямый.
— И твой аэродром скоро начнет процветать.
— Было бы неплохо. К концу года я уйду с работы, — сообщил он. И, заметив ее удивление, объяснил:
— Я подал прошение об отставке. Не могу одновременно работать шерифом и заниматься аэродромом. Пора выбирать либо то, либо другое. Вот и решил выбрать аэропорт.
— Прекрасно. Я рада за тебя. Ангус говорит, ты собираешься присоединиться к его компании.
— Посмотрим. Хочу купить еще одну скаковую лошадь на страховку, которую я получил за Быстрого Шага. Думаю сам ее тренировать. Ангус обещал помочь.
Его безразличный тон не обманул ее, но она не стала расспрашивать. Будь она игроком, она бы поставила все свои деньги на этот будущий союз. Теперь от него больше выиграет Ангус, чем Рид.
— А ты? Когда ты возвращаешься к себе в прокуратуру? — спросил он.
Она сунула руки в карманы и пожала плечами.
— Еще не знаю. Учитывая мои раны…
— Как они, кстати?
— Все заживают хорошо.
— Не болят?
— Уже нет. В общем-то, я уже вполне здорова, но Грег велел мне не торопиться. Ему известно, в каком напряжении я жила последнее время. — Она поковыряла мягкую землю носком сапога. — Не уверена, что мне вообще хочется возвращаться. — Почувствовав его удивление, она улыбнулась. — Вам это покажется забавным, шериф, но недавно я поняла, как много сочувствия вызывают у меня обвиняемые. Для разнообразия я, возможно, займусь защитой.
— Станешь общественным защитником?
— Может быть.
— Где?
Она глубоко заглянула в его глаза.
— Я еще не решила.
Рид стал приглаживать ботинком только что взрыхленную землю.
— Я, э-э, читал твое заявление в газете. Ты поступила достойно, закрыв дело за недостаточностью улик, — тихо сказал он.
— В самом деле, какой смысл опротестовывать первоначальное решение суда?
— Никакого, особенно сейчас.
— Вероятно, с самого начала не имело смысла, Рид. — Он поднял голову и посмотрел на нее оценивающим взглядом. — Ты был прав, вы все были правы. Это расследование велось в личных целях. Я воспользовалась им и всеми причастными к делу людьми, чтобы доказать, что бабушка ошиблась. — Она прерывисто вздохнула. — Седина уже не может исправить свои промахи, но я-то еще могу. — Она кивнула в сторону расположенной рядом могилы, давней, заросшей травой, где у подножия плиты лежала одна-единственная роза. — Это ты положил?
Рид посмотрел на могилу Седины.
— Думаю, Джуниору было бы приятно поделиться с ней цветком. Ты же знаешь, каким он был дамским угодником. Алекс обрадовало, что он сказал это с улыбкой.
— А ведь до меня только во время похорон дошло, что это фамильный участок Минтонов. Матери понравилось бы, что она лежит рядом с ним.
— А он лежит там, где всегда мечтал быть. Рядом с Селиной, и между ними — никого.
У Алекс запершило в горле, глаза наполнились слезами.
— Бедная Стейси. Она так и не смогла пробить тропинку к сердцу Джуниора.
— Так ведь и никто другой не смог. Несмотря на свою любовь к женщинам, Джуниор был однолюб.
Не сговариваясь, они повернулись и пошли с холма вниз, туда, где стояли их машины.
— Это была твоя идея, чтобы Стейси на время переехала на ранчо? — спросил Алекс, осторожно шагая по траве.
Казалось, ему не хочется распространяться об этом. Он только утвердительно, хоть и неохотно, пожал в ответ плечами.
— Ты очень хорошо придумал, Рид. Им будет лучше друг подле друга.
Хотя дочь покойного судьи никогда уже не переменит своего отношения к ней, тем не менее Алекс могла понять и простить ее враждебность.