До своей квартиры я добралась на такси. Разобрала багаж и на скорую руку приготовила замороженный бурито. Моя старенькая «Мазда» пусть с третьей попытки, но завелась, и я направилась в восточную часть города.
На протяжении многих лет судебно-медицинская лаборатория ютилась на пятом этаже здания, находившегося в ведении «Ля Сюрте де Квебек», или сокращенно СК, – полиции провинции Квебек. Полиция занимала остальные этажи, кроме двенадцатого и тринадцатого. Здесь раньше размешались мой кабинет и место содержания под стражей заключенных. Морг и помещение для вскрытия находились в подвале.
Власти Квебека недавно выделили несколько миллионов на реконструкцию здания. Тюрьму переместили, и теперь судебно-медицинские и криминологические лаборатории располагались на двух верхних этажах. Прошло уже несколько месяцев с нашего переезда, но я до сих пор не могла поверить, что это не сон. Из моего нового кабинета открывался впечатляющий вид на реку Святого Лаврентия, а лаборатория была выше всяких похвал.
По пятницам уже к половине четвертого обычная рабочая суета и суматоха начинали сходить на нет. Двери одна задругой закрывались, и армия деловито снующих туда-сюда специалистов и лаборантов таяла на глазах.
Повозившись с ключом, я зашла в свой кабинет и повесила куртку на деревянную вешалку. На столе лежали три белых бланка. Сначала я прочитала тот, на котором стояла подпись Ламанша.
Довольно часто я начинаю знакомиться с делом с «Запроса антропологической экспертизы». Заполненный ходатайствующим патологом, запрос содержит данные, важные для составления плана предстоящего исследования.
Я быстро пробежала глазами правую графу. Номер лаборатории. Номер морга. Номер по полицейской картотеке. Номер истории болезни и регистрационный номер дела. Тело снабжено биркой и сдано на хранение, пока колесики правосудия набирают ход.
Потом я переместилась в левую колонку. Патолог. Коронер. Следователь. Насильственная смерть – последнее вмешательство в человеческую жизнь, а те, кто расследует ее причины, – последние назойливые зеваки, вторгающиеся в смятая святых. Хотя меня и саму можно отнести к их числу, всегда становится немного не по себе от того равнодушия, с которым судебная система подходит к расследованию причин смерти человека. Пусть даже чувство отстраненности необходимо ради сохранения эмоционального равновесия, я так и не смогла избавиться от мысли, что жертва заслуживает более заинтересованного, личного отношения.
Я просмотрела краткую сводку установленных фактов. От тех сведений, которые мне сообщил по телефону Ламанш, они отличались только в одном пункте. На данный момент уже удалось восстановить двести пятнадцать остатков плоти и костей. Самый большой весил пять килограммов.
Так и не прочитав остальные бланки, и не прослушав кучу скопившихся телефонных сообщений, я отправилась на поиски директора.
Мне редко доводится видеть Пьера Ламанша в обычной одежде, на нем всегда белый лабораторный или же зеленый хирургический халат. Не могу представить, как он смеется или закутывается в плед. Угрюмый и в то же время сердечный, неизменно учтивый, Ламанш всегда был самым лучшим из всех известных мне судебных патологоанатомов.
Сквозь стеклянный прямоугольник в двери я увидела Ламанша, сидящего в своем кабинете. Стройная фигура склонилась над письменным столом, заваленным бумагами, газетами, книгами и грудой личных дел, требующих первоочередного внимания. Я постучала, он поднял голову и жестом пригласил меня войти.
В кабинете витал легкий аромат трубочного табака, повсюду сопровождающий и самого Пьера. У него особенная манера неслышно приближаться, так что временами я узнаю о его присутствии лишь по этому запаху.
– Темперанс? – Он всегда произносит мое имя с ударением на последнем слоге, так что оно прекрасно рифмуется со словом «France». – Спасибо, что так быстро приехали. Пожалуйста, присаживайтесь.
Безупречный французский, без всяких разговорных сокращений, и ни единого словечка на арго.
Мы сели за небольшой столик рядом с письменным столом. Там лежала кипа больших коричневых конвертов.
– Знаю, сейчас уже слишком поздно, чтобы приступать к исследованию, но, возможно, вы захотите сегодня же войти в курс дела.
Лицо Ламанша было испещрено множеством длинных вертикальных складок. Он вопросительно посмотрел на меня, глубокие морщины вокруг глаз удлинились и сошлись к середине.