31 
— Отдохнем в могиле, — зевнул капитан, с самого возвращения домой лежавший на диване.
Перед каждой экспедицией он целые сутки валялся на диване и спал, — по его словам, впадал в зимнюю спячку. И не было лучшего места для этого, чем собственный дом. Жена уже знала: раз он пришел домой, значит, наступило время прощания. Правда, последние годы он приходил домой также по воскресеньям и на рождество.
— Ну скажи, Лацек, до каких пор ты будешь вести себя как мальчишка? Когда наконец вернешься к нам?
Капитан Немо вскочил.
— Не понимаю, почему ты не даешь мне отдохнуть? Если бы ты знала, какая это важная экспедиция…
— То же самое ты говорил перед полетом на Нептун, на Юпитер, перед лунными бурями и во время метеоритных дождей. Всегда это оказывается самой важной экспедицией и поводом для того, чтобы уехать из дома.
— Да что это за дом?! — он оглянулся вокруг. — Мальчишку я с утра не вижу.
Жена объяснила, что сын нашел наконец какой-то оркестр, который исполнит одну из его симфоний, и со вчерашнего дня они ее разучивают.
— Значит, он даже не придет проститься со мной? Ему не сообщили?..
— Но у него будет премьера, понимаешь, — оправдывала сына мать.
— У меня тоже, — съязвил Немо, не зная, как назвать свой последний спектакль. И все-таки отправился разыскивать сына, чтобы послушать хоть репетицию.
Зал был почти пуст, лишь в последних рядах дремали несколько пожилых людей. Оркестр издавал странные звуки, молодой Пержинка дирижировал наизусть, увлеченно закрыв глаза, и не заметил знаков, которые отец подавал ему из боковой ложи. Он слышал только собственную музыку, словно был в зале один. Немо раздраженно хлопнул дверью. У выхода он встретил старичка-капельдинера.
— Нравится вам эта симфония? — спросил его Немо.
— Новаторская, надо признать, — ответил капельдинер.
— Я спрашиваю, нравится ли она вам?!
В это время из зала донеслись громкие, пронзительные, особенно противные звуки. Немо бросился вон. Перед дверью его уже поджидала девушка из Тимбукту. Она прилетела утром на специальной ракете. Немо вспомнил, как она плакала, когда он наотрез отказался жениться на ней.
— Лечу ремонтировать одну установку между Меркурием и Венерой, — смеясь, сказал Немо. — На этот раз предстоит жаркое дельце. Когда вернусь, мне и зной в Тимбукту покажется морозом.
— Я знаю, что ты не вернешься, капитан. — Она всегда называла его капитаном. — Ведь я сама рецензировала это сообщение…
— Какое сообщение?
— О пиратах, — улыбнулась она. — И сразу подумала, что такое приключение в твоем вкусе. Я могла бы просто отвергнуть это сообщение — его принес нам молодой студент — и таким образом выиграть для нас немного времени. Но, как ты любишь говорить, долг прежде всего…
— Конечно.
— На старт я не приду. Хочу проститься с тобой наедине.
Вот так и получилось, что Немо больше не вернулся к пани Пержинковой и не повидал сына перед отлетом. Помощник, который тщетно разыскивал его дома, принес ему на космодром чемодан. Немо явился немного осунувшийся и бледный, экипаж это заметил, но капитан частенько приходил на стартовую площадку в подобном виде. Это вызывало лишь добродушный смех.
На сей раз министерство устроило торжественные проводы. Об экономии никто и — не помышлял; прибыли члены Всемирного совета, семьи экипажа и множество почитателей: женщины, девушки, юноши. Лица почитателей сияли восторгом, семьи, уже привыкшие к подобным событиям, были спокойны, а посвященные в тайну полета — серьезны и озабоченны. Во время торжественного тоста у министра дрогнул голос. Он не знал, как благодарить экипаж, заверял, что человечество никогда не забудет их подвига. Когда он стал прощаться с Немо, руки у него затряслись и он даже расплакался.
После ухода родственников и любопытных состоялась еще одна, секретная встреча экипажа с представителями Всемирного совета.
— В ваших руках наша жизнь, жизнь ваших родных, детей, внуков, всех грядущих поколений. Люди нередко и подчас напрасно умирали ради своих потомков. Но ваша гибель не будет напрасной. Таково наше единственное для вас утешение. Сожалею, что не могу лететь с вами, но это вызвало бы слишком большое волнение, не стоит допускать паники. Поверьте, легче сражаться, чем ждать и быть жертвой.
Затем для экипажа, состоявшего из представителей различных национальностей, исполнили старинные военные марши, которые, как и следовало ожидать, никого не взволновали. Никто не прослезился при звуках Кастальдо или марша Радецкого. И тут дирижера осенила спасительная мысль: исполнить заключительный хор из Девятой симфонии Бетховена, насколько его помнили трубачи. Это было самым торжественным моментом проводов; каждый внезапно ощутил, что в эпоху, когда все люди давно стали братьями, вдруг снова родился страх.
31 
