Май 1941 года
В мае 1941 года британские станции радиоперехвата нащупали в эфире учащенную работу самолетов германской метеоразведки. Лаборатории службы погоды, летящие над океаном, взяли под наблюдение колоссальный район – от Исландии, где уже высадились англичане, до сплоченных ледников Гренландии, где недавно стали хозяйничать американцы. Немцев интересовало состояние паковых льдов, плотность туманов, скорость ветра и сила волнения на море…
Начальник английской морской разведки предстал перед Дадли Паундом, первым лордом Адмиралтейства.
– Сэр, – сказал он, – у меня такое предчувствие, что Берлину неспроста понадобился долгосрочный прогноз погоды. Хочется верить, что мы уже держимся за хвостик веревки, с другого конца которой вьется петля для висельника.
Дадли Паунд отреагировал на это без улыбки:
– Надеюсь, Годфри, вы не дадите меня повесить?
– Нет, сэр! Мы приложим все старания, чтобы сунуть в петлю вашего берлинского коллегу – гросс-адмирала Редера.
– Благодарю вас, Годфри, вы всегда так любезны…
Восемнадцатого мая 1941 года германский линкор «Бисмарк» отвалил от пирса оккупированной польской Гдыни. Гарнизонный оркестр исполнил при этом печальную мелодию, прозвучавшую в это тихое утро траурно-щемяще. Впрочем, гитлеровский адмирал Лютьенс рассчитывал, что операция под кодовым названием «Рейнское учение» завершится благополучно.
– Если бы не эта грустная баллада, совсем некстати сыгранная в нашу честь, никто бы и не заметил нашего отплытия. Я надеюсь, – говорил Лютьенс на мостике «Бисмарка», – что, пока мы не вырвемся на простор океана, в Англии даже кошка не шевельнется. Смотрите, как пустынно море: все корабли задержаны в портах, чтобы нас никто не заметил…
Но «кошка» шевельнулась в другом углу Европы – в тихом нейтральном Стокгольме, где британский атташе Дэнхем встретил в клубе своего приятеля – офицера шведского флота.
– Кстати, – как бы между прочим сказал швед, сдавая в игре трефового туза, – сегодня на рассвете наш крейсер «Готланд» случайно разглядел в тумане «Бисмарк»! Судя по мощному буруну под форштевнем, он куда-то здорово поторапливался.
Дэнхем тут же покрыл туза козырной мастью:
– Вы проиграли пять крон и вряд ли уже отыграетесь, ибо посол просил меня не задерживаться сегодня в клубе…
Скорой походкой он отправился в посольство. В три часа ночи в Лондоне разбудили начальника морской разведки:
– Депеша из Стокгольма под грифом «весьма срочно». Атташе Дэнхем сообщает, что «Бисмарк» проскочил проливы…
Но шведский крейсер «Готланд» был замечен и на «Бисмарке», отчего настроение адмирала Лютьенса испортилось.
– Придется радировать в Берлин, что нас, кажется, уже рассекретили… Эти проклятые нейтралы шляются где хотят, и никак нельзя заткнуть им глотку одним хорошим залпом!
Гросс-адмирал Эрих Редер вчитался в полученную от Лютьенса радиоквитанцию расшифровки и тоже расстроился:
– Неприятная встреча! Впрочем, шведов вроде бы и нельзя упрекнуть в излишней болтливости. Будем надеяться, что они хотя бы два дня подержат язык за зубами.
Однако рано утром 21 мая флотские радиостанции Германии уже стали перехватывать приказы Британского адмиралтейства об активном воздушном поиске «Бисмарка».
– Но, – сказал Редер, не теряя хладнокровия, – как докладывает наша агентура, британские линкоры метрополии еще околачиваются на рейдах Скапа-Флоу, а «Хууд», если верить остолопам из авиаразведки Геринга, застрял на ремонте в Гибралтаре… Нет, мы не станем отменять операцию!
В расстановке сил британского флота Редер ошибался.
Несколько дней подряд внимание всего мира было приковано к северной Атлантике, где Гитлер решил опробовать мощь своего суперлинкора на самом рискованном оселке – на английском! В мировой печати совсем незамеченным проскочило краткое сообщение, которое в другие времена могло бы стать газетной сенсацией: где-то между Африкой и Южной Америкой германская подлодка торпедировала американское судно «Робин Мур»… Фашистский флот наглел от нечаянных успехов.
Теперь слово за английской воздушной разведкой!
* * *
– Джонни, Джонни, мы теряем высоту, Джонни… Разве ты не слышишь нас, Джонни? Машину трясет… мы разваливаемся… но я вижу… хорошо вижу его, Джонни… это он, Джонни!