Особенно,... 
146 
– А ты, – резко ответил ему Никита, – оставил нашу мамочку… ради чего? Извини. Не хочу божий дар путать с яичницей.
Намек на отношения с Ивоной не образумил Коковцева:
– Вернись на Балтику… хотя бы ради мамы!
– Почему бы не вернуться и тебе… ради мамы?
– Ты приехал в Одессу изгадить мне настроение?
– Я приехал проститься перед отбытием на Амур…
И они простились.
Вернувшись в гостиницу, Коковцев не мог скрыть от Ивоны своего душевного надрыва:
– Он уехал, и мы расстались подобно тому, как в Носси-Бэ я простился с Гогою – навсегда … Если в этом и есть божие провидение, то – кто виноват? Неужели я?
Ивона, лежа в постели, сосредоточенно жевала сушеную малагу. Красный сок пролился из угла ее мягких и дряблых губ, словно струйка крови. Додумав что-то свое, она откинула край одеяла, обнажив пухлые ноги в сиреневых чулках.
– Ну и что? – спросила она, подзывая его…
– С тобою я снова стал мичманом… слышишь?
– Адмиралом! – отвечала она, не раскрывая глаз. – Это твой глупый сын сделался мичманом… Шарман, шарман!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Так прошло два мучительных года, которые Коковцев хотел бы вычеркнуть из своей жизни, чтобы не вспоминать их потом. Унизительное положение закончилось для него в 1912 году, и тому были причины политического порядка… Европа ощутила признаки будущей грозы. Балканские войны стали неприятным откровением для официального Петербурга, который с удивлением обнаружил, что Балканы неуправляемы Россией, а интересы южных славян не всегда совпадают с русскими. Попахивало порохом и на Дальнем Востоке: революционный переворот в Китае превратил «Небесную империю» в «Срединную республику» (отказаться от мысли, что они в самом центре вселенной, китайцы не могли). С русского берега Амура уже не раз наблюдали тучи пыли, в которых утопала китайская регулярная пехота, а русские люди, свившие семейные гнезда в этом краю, уповали исключительно на защиту моряков Амурской флотилии… В этом году Россия стала забрасывать верфи срочными заказами на новые крейсера, эскадренные миноносцы и подводные лодки.
Коковцев нашел в себе мужество заявить Ивоне:
– Теперь самое время вернуться тебе в Париж.
Он слышал ее ровное, невозмутимое дыхание:
– А как ты вернешься к своей старой жене?
– Адмиралтейство отзывает меня из отставки, а со старой женой всегда разобраться легче, нежели с молодою…
Коковцев снова потребовался флоту, нуждавшемуся в опытных минерах. Плечи его обрели внушительную весомость эполет, и, когда он тронулся в Петербург, с ним поехала и очаровательная Ивона. За окном вагона пролетала черная украинская ночь, изредка освещаемая снопами искр, отбрасываемых назад из трубы локомотива. Коковцев размышлял – как примут его сейчас те люди, утопающие в глубоких креслах министерства, движением бровей внушающие ужас и повиновение в робкие душеньки нижестоящих… А он? Он глядит в беспросветную тьму окна, чтобы не видеть, как, шурша юбками, готовится к последней ночи его последняя сладостная женщина.
– А ведь ты без меня не проживешь, – сказала она…
Петербург заливали дожди. От вокзала коляски развезли их в разные стороны: ей надо на Английскую набережную, а ему давно пора вернуться на родимое пепелище Кронверкского. Ольга Викторовна, кажется, уже смирилась со своей нелегкою долей и потому встретила мужа как… гостя:
– Ты надолго ли, Владечка?
– Прости. Я виноват…
Было странно и жутко слышать ее горький смех:
– Ты как собака сейчас.
– Да. Как собака. Прости.
– Не прощу. Даже собаке…
Ольга Викторовна велела горничной поторопить кухарку с обедом. За столом он пожалел ее иссохшиеся ручки, ее седые волосы, собранные в пучок на затылке. Он сказал:
– Мне очень стыдно, что так случилось…
– Стоит ли вспоминать об этой непристойной фон-даме, которой я от чистого сердца желаю угодить под трамвай.
Вместе они перечитали письма Никиты с Амура. Он писал, что Морское собрание в Сретенске напоминает буфет захудалой станции – со стаканами помоев вместо чая, водкой и бутербродами с сыром. В библиотеке Благовещенска можно прочесть «новейшие» указания к стрельбе от 1853 года и определения координат по способу Сомнера, хотя корабли давно определяются в море по способу Сент-Иллера. Это рассмешило Коковцева!
– Никита всегда был идеалистом, – сказала жена, оправдывая сына во всем. – Он не считает, как другие офицеры, что его репутация подмочена амурскими волнами.
146 
