Последние отзывы

  35  

— Я много размышлял над тем, что вы сказали, профессор…

Если бы я только знал, что и когда «я сказал»!

— …об искусстве и политике, Мы, люди искусства, и в самом деле часто стараемся отгородиться от политики, опасаясь, как бы она не обеднила наше творчество. А между тем именно стремление уйти от политики сужает идейное содержание произведения, снижает его художественную ценность. Разве в самой жизни мы не встречаемся с проявлениями политики на каждом шагу?! Мы каждодневно сталкиваемся с ней повсюду! Политика — может быть, это звучит несколько парадоксально, но я все же позволю себе употребить пришедшей на ум выражение, — уже давно перестала бытъ предметом чистой политики.

После некоторого раздумья он добавил:

— Искусство всегда изображает живых людей. Но живых людей можно изображать лишь до тех пор, пока они живы…

Эта фраза, должно быть, особенно понравилась ему, и он еще раз повторил:

— Вот именно, живы!..

Все это время Лиан тихо разговаривала о чем-то с женой драматурга, но — так мне показалось — все свое внимание сосредоточила на мне, неотрывно следя за нашей беседой.

Ливенс вопросительно взглянул на меня, как бы ожидая одобрения.

Откашлявшись, я сдержанно ответил:

— К сожалению, искусство — не моя сфера.

Ливенс разочарованно махнул рукой.

— Помнится, в прошлый раз, профессор, вы выражались куда определеннее, с такой горячностью отстаивали свои убеждения! Даже, как видите, сумели убедить и меня.

— Очень приятно, — ответил я.

— Дорогой мой, ты репетируешь свое выступление? — ласково спросила госпожа Ливенс. В противоположность взволнованной, страстной речи драматурга от ее мягкой манеры говорить веяло невозмутимым покоем, как, впрочем, и от всей ее кругленькой фигурки, и только выразительный взгляд серых глаз свидетельствовал о том, что весь этот иронический тон призван ловко маскировать полную солидарность с мужем.

Услышав замечание госпожи Ливенс, я вздрогнул, словно на меня вылили ушат холодной воды. «Дорогой мой, ты репетируешь свое выступление?» Прямо не в бровь, а в глаз! Чувствуя, как бледнею, я быстро заговорил:

— Разумеется, я весьма польщен, что мне удалось… склонить вас на свою сторону… что возвышенные идеи нашли отклик… хотя вы, повидимому, не сразу всецело разделили их… но теперь это стало вашим убеждением… Хоть и говорят, сколько на свете умов, столько и мнений. Может быть, поэтому и истин много.

Ливенс вновь оживился.

— Как сказать, профессор…

Лиан все чаще поглядывала на часы.

— Вы знаете, мне захотелось с вами поспорить, — продолжал Ливенс. — В частности, и по поводу этой истины тоже.

Я в недоумении уставился на него, широко раскрыв глаза.

Ливенс слегка покраснел и, чтобы скрыть смущение, обернулся к жене.

О господи, не была ли эта реплика отражением логики самого «репродуцированного Бирминга»? Какова же его точка зрения на истину? Подумать только, мой теледвойнрк претендует на право выражать собственное мнение…

Я помню, в тот злосчастный вечер, когда он стал одушевленным существом, я размышлял над тем, что никому нельзя навязывать свое собственное мнение… А теперь эти мысли нашли подтверждение в рассуждениях моего теледвойника! Кто знает, может, его образ мыслей и служит доказательством моей правоты… А может быть, мы с ним одинаково понимаем сущность истины… Лиан встала.

— Нам пора ехать.

Я хотел было предложить свой автомобиль Ливенсу, рассчитывая, что в этом случае мне удастся поехать с Лиан в ее машине. Но она тихо обронила:

— Денни… — и, извинившись перед драматургом и его женой, снова обратилась ко мне: — Вы не смогли бы уделить мне одну минутку? Будьте добры, пройдемте в другую комнату. Мне нужна ваша помощь.

— Прошу прощения, — смущенно пробормотал я, поспешив за Лиан.

В волнении я чуть было не споткнулся о толстый ковер, который когда-то — как давно это было! — мы с Лиан окрестили домашней эстрадой.

— Я очень рада твоему приходу, Денни. Давно ты не провожал меня в театр.

— Ты же отлично знаешь, Лиан, все эти дни я был занят…

— Об этом я и хочу поговорить. Неужели тебе не хочется поделиться со мной, излить свою душу?

— Я давно испытываю такую потребность.

— Ты стал очень странным…

Я ни на минуту не забывал, что должен во что бы то ни стало выяснить, что ей известно и чего она еще не знает. Ну, как рассказать Лиан обо всем, когда в нашем распоряжении были буквально считанные минуты?!

  35