— Сет, пожалуйста, — она прижала пальцы к его губам, заставляя замолчать. — Твое богатство ничего для меня не значит. Но ты слишком щедр. Ты предлагаешь намного больше того, что можешь получить взамен.
— Пусть тебя это не беспокоит, — он притянул ее к себе и положил ее голову к себе на плечо. — Живи в моем доме, позволь мне видеть тебя каждый день, работай со мной, помогай мне осуществлять мои планы, вселяй в меня надежду и радость жизни.
— Сет, — прошептала Кэтлин, уткнувшись в его шею.
Как же поступить? Может быть, вот оно — решение ее проблемы? Она испытывает к Сету глубочайшее уважение. Уважение, граничащее с любовью. Он — честен, романтичен, искренен и терпим. Чего еще можно требовать от человека?
О его физическом недуге она действительно даже не думала. Она уже любила однажды. Она отдала Эрику единственное, что имела — свое тело, и была уверена, что никогда уже не полюбит так страстно и беззаветно. Эрика она больше никогда не увидит. А если даже и увидит? Он принадлежит другой женщине. Они не смогут идти по жизни вместе.
Кэтлин все еще любила его. Теперь она не пыталась убедить себя в обратном. Она любила его. Жизнь с Сетом не будет яркой и счастливой. Эрик заставлял ее сердце биться чаще при каждой встрече. Такого никогда не будет с Сетом. Она не испытает снова слияния двух тел, единения двух душ — это дарит только любовь.
Но жизнь с Сетом дарует надежду и спокойствие. Он позаботится о ней и ребенке. Все будет хорошо. Они будут работать вместе, заниматься любимым делом. Ей так нужна доброта и… честность.
— Ты не должна отвечать сегодня, но я был бы в восторге, если бы ты сказала «да» прямо сейчас.
Она положила руки на лацканы его пиджака.
— Ты хоть понимаешь, какую обузу на себя взваливаешь?
— Да.
— Тогда я выйду за тебя замуж, Сет. С радостью и без колебаний.
Он нежно поцеловал ее в губы. В этом поцелуе не было страсти, только глубокая нежность. Таким образом они скрепили договор.
— Мы с тобой… разного вероисповедания, так, кажется, говорят. Для тебя имеет значение, что я иудей?
— Не больше, чем для тебя то, что я христианка.
Он засмеялся.
— Единственная просьба: если родится мальчик, ему будет сделано обрезание на восьмой день, согласно нашим обычаям.
— Конечно. А мы будем праздновать и Рождество, и Пасху, пока он окончательно не решит, какую религию выбрать.
— Отлично. — Он с явным восхищением смотрел на Кэти, любуясь каждой черточкой ее лица. — Я люблю тебя, Кэтлин.
Она решительно отмахнулась от картины, стоящей у нее перед глазами: ясные голубые глаза, переливающиеся на солнце золотые волосы, белоснежные зубы, поблескивающие из-под густых усов. Кэти постаралась сосредоточить все свое внимание на том, что было у нее перед глазами: темные глаза и любящее лицо. — Я знаю это, Сет, я знаю.
— Ты, конечно же, шутишь.
Хэйзел Кирхоф сидела в своей роскошной, дорого и со вкусом обставленной гостиной. Ее окружали шелковые подушки персикового цвета, разбросанные на полукруглой кушетке. Руки она чинно сложила на коленях, спину выпрямила — так ее научили сидеть в привилегированном пансионе, когда она была девочкой.
— Нет, я не шучу. В воскресенье днем нас поженит судья Уолтере. За ним ведь должок, помнишь? Мы заказали норковое манто для миссис…
— Сет, я все прекрасно помню про судью, — оборвала Хэйзел. — Будь любезен, объясни мне, что ты имел в виду, когда сказал о своем намерении жениться на этой… мисс Хэйли?
Сет хмыкнул и, взяв с антикварного столика сандалового дерева бутылку, налил себе виски.
— Ты удивлена? Я тоже, признаться.
— Единственная вещь, которая удивляет меня сейчас в моем умном, трезвомыслящем брате, так это то, что он несет околесицу! Ты в самом деле считаешь, что вы с мисс Хэйли можете пожениться? Это немыслимо!
— Совершенно с тобой согласен, — весело подтвердил Сет. — Но, как ни странно, это чистая правда.
Волнение, отражавшееся на лице Хэйзел, не раскрывало и малой доли ярости, бушевавшей в ее душе. Она всегда чувствовала, что эта девчонка таит в себе угрозу. Ум и красота — вещи несовместимые. То, что Сет принимал за ум, было, по мнению Хэйзел, хитростью. Кэтлин пролезла в их корпорацию, а фирма была Хэйзел дороже всего на свете. Сейчас эта девица покушается на их дом, их семью. Она ловко обвела Сета вокруг пальца, а брат, видит Бог, радуется вниманию любой женщины.
Их мать умерла, когда Хэйзел исполнилось двадцать четыре года. Сету — только одиннадцать, он был поздний ребенок. С тех пор Хэйзел заботилась о брате. Не то чтобы она получала от исполнения этих обязанностей огромное удовольствие, но и уступать свое место возле брата Хэйзел не собиралась.