127 
Глеб на ходу выстрелил. Целился по ногам. Мимо!
«Попытаться еще раз? Но нет, каждый выстрел заставляет приостанавливаться…»
Сиверову показалось, что в небе, окрашенном цветом ранней весны, начинается гроза – зазвучали раскаты грома. Все сильней и сильней. И только через пару секунд он понял – нет, это грохочет пассажирский поезд, приближаясь к площадке складирования строительных конструкций.
Скобелев заметил поезд значительно раньше, побежал, что было сил, наверняка рассчитывал проскочить колею раньше, чем его преследователи.
«Это мы еще посмотрим» – подумал Глеб, забирая в сторону, чтобы оказаться чуть дальше от приближающегося поезда. Все могли решить доли секунд.
Тяжелое дыхание бегущих мужчин гулко отдавалось среди бетонных плит, балок, ферм. Топот ног звучал, как удары дюжины молотков. И тут Глеб сообразил:
«Скобелев опять все рассчитал, он не поднимался, пока не приблизился поезд. Расчет прост. Его отрежет от преследователей состав. Этот человек всегда – и в мыслях, и в действии – на полшага опережает других, поэтому ему все и удается. Его враги вынуждены играть по его правилам, а он умело меняет правила по ходу игры».
От грохота состава даже земля сотрясалась под ногами, вторя движению поезда. Широкий пролом в бетонном заборе, идущем вдоль колеи. Скобелев пригнулся и бросился вниз с откоса. Казалось, он хочет покончить с собой, упав под поезд. Машинист дал тревожный сигнал. Вот уже и Глеб оказался на краю выемки, в которой проходила железнодорожная колея.
– Ааааа…! – истошно закричав, полковник метнулся наперерез поезду.
Как сквозь вату зазвучали, утопая в грохоте, выстрелы людей из ФСБ. Одна пуля даже чиркнула по тепловозу, высекла искру. Все это Глеб успел заметить краем глаза, он уже бежал вниз – с откоса.
«Успею? Нет? Да!..» – метались в его голове мысли.
Каждый следующий шаг Сиверова был длиннее предыдущего, покрывал большее расстояние, и если еще пару мгновений назад он мог бы остановиться, поняв, что не успевает перебежать колею, то теперь такая возможность исключалась, даже упав, он, подхваченный силой инерции, оказался бы под колесами. Плоское стекло кабины тепловоза косо отражало небо, казалось зеркалом. Машиниста и его помощника Сиверов не мог видеть. Огромная, бездушная махина поезда неслась сотрясая землю и воздух.
«Не успеть», – мелькнула мысль.
Сиверов резко оттолкнулся ногами от сложенных на обочине запасных рельсов, прыгнул так, как прыгают в воду – распластался в воздухе. Он почувствовал, как его обдало горячей струей воздуха, словно кто-то ударил его обернутым в махровое полотенце кулаком.
«Воздушная подушка, зона воздушного сжатия перед кабиной тепловоза…»
Затем воздушная волна ударила Глеба с другой стороны, будто хотела бросить назад.
«Значит, перелетел, успел…»
Эти мысли промелькнули так же быстро, как и желто-красная махина грохочущего, урчащего тепловоза. Глеб успел сгруппироваться и рухнул на шершавый щебень, больно ударившись плечом. Свистел в ушах сумасшедший ветер, мелькали вагоны.
«Где Скобелев?»
Всего одной секунды хватило, чтобы Сиверов пришел в себя после падения. Но прежде, чем Глеб увидел противника, прозвучал выстрел. Пуля подбросила с десяток камешков возле самого лица Глеба.
«Сука…» – подумал Сиверов.
Он не стал дожидаться, когда вторая пуля вылетит из ствола, откатился в сторону и залег, распластавшись на земле за кучей песка. Только сейчас Глеб вспомнил, что и сам сжимает в руке пистолет. Он один из всех преследователей успел пересечь колею прежде, чем по ней помчался поезд. Сиверов приподнял голову. Пустынный безлюдный пейзаж.
«Где же Скобелев?»
Убежать он не мог, слишком далеко до ближайшего котлована, понадобилось бы секунд двадцать, не меньше, а полковник только что стрелял… И тут взгляд Глеба упал на замысловатую бетонную конструкцию. Такие ставят на теплотрассы перед тем, как засыпать их землей – для выхода люка на поверхность.
«Вот единственное место, куда он мог спрятаться. Больше попросту негде».
Глеб пополз. Поезд продолжал грохотать. «Хоть бы солнце с другой стороны светило, можно было бы увидеть тень. „Высунься-высунься – голову оторвет“», – вспомнилась Глебу написанная карандашом фраза на оконном стекле в вагоне электрички. И непонятно, кому предназначал Сиверов эту фразу – то ли себе, то ли Скобелеву. А подходила она им обоим.
127 
